Один из амбалов, стоящий у самого стола, как-то замешкался. Я посмотрел на него, он смотрел на меня слишком пристально.
Я выстрелил ему в ногу, он повалился, сжимая почти отрубленную выше колена ногу. Я сказал:
— Эй, один из тех, кто стоит рядом с этой сволочью, подними его. Мне недосуг ждать, пока он доползет до стены.
— Хрен я тебе поползу… — произнес раненый сквозь плотно сжатые губы. Я вытащил «ягуар» из кобуры сзади, все-таки патроны в «узи» уже нужно было жалеть. У меня палец, как я ни храбрился, был слегка зажат, вот и не получалось отсекать очередь так быстро, как хотелось бы… Я прицелился и выстрелил. Пуля вышибла из этого героя мозги и измазала ими без того грязный пол. Потом я сказал остальным:
— Ублюдки, я только и жду, чтобы вы побольше сопротивлялись. Кто следующий?!
Правый ряд дружно, как на учениях, повернулся с руками за головой и пошел к стене. Выстроив их, я проверил левый ряд. Момент был очень тяжелый, кто-то мог и рыпнуться, а мой «ягуар» в левой руке, направленный на них, что ни говори, был слабым оружием, им следовало стрелять только прицельно. Но они были подавлены. И никто не рыпнулся.
Зато вдруг заскрипела дверь, я выпустил такую очередь в сторону освещенный красным светом двери, что даже в ушах заломило. Теперь у меня оставалось меньше, чем полрожка, и, конечно, подонки об этом тоже догадывались.
Сначала я не знал, насколько попал. Но я попал. Дверь в углу вдруг распахнулась, и вперед вывалился рожей наружу крупный малый с красным чехлом на голове. Больше там никого не было. Да, приятно брать такую дисциплинированную банду. Повернувшись к левому ряду, я сказал:
— Теперь вы, скоты. И побольше глупостей, чтобы у меня были основания закровянить тут пол.
Эти вели себя послушно, как овечки. Руки за головой, подошли к стене. Я сместился влево, держа всю кодлу на мушке. За столом оставались только эти двое. Я направил на них «ягуар» и приказал:
— Снимайте свои чехлы, но так, чтобы я видел руки. — Тот, что был повыше, делать этого не хотел. Я взял его на мушку. — Я не очень ясно говорю?
Тот, что был низким, сдернул капюшон, как будто его подпалили коровьим клеймом. Второй снял медленно.
Низкий был Джазоховым, я узнал его по тюремным фотографиям. Только тогда он был помоложе, хотя и выглядел похуже. Теперь он стал красивее, начал слегка лосниться и отпустил холеные усы. Второй оказался Запамоловым. Я, конечно, так и думал.
— Да, Папа и Духовный. — Я прицелился. — Положить вас разве что?
Кто-то из ряда у стены дернулся, я выстрелил из «ягуара», направив на всякий случай туда и «узи». Я стрелял не целясь, просто навскидку, на убой, но промахнулся. Впрочем, пуля впилась в стену совсем близко от головы виновного — парня, который попытался опустить вниз руки, вероятно, у него там было оружие. Но теперь он застыл неподвижно, руки замерли на уровне пояса, но больше не шевелились. Он решил, что я его просто предупреждаю.
— Предупреждать больше не буду, гад. Просто вмолочу меж лопаток, понял?
Он очень медленно поднял руки и медленно кивнул. Я посмотрел на главарей.
— Духовный, руки за голову и к стене. Папа — на месте.
Запамолов стал у стены рядом с остальными.
— Теперь ты, козел опущенный. Подойди к девице, только не загораживай мне ряд этих подонков, ошибешься, положу в живот, чтобы дольше мучился, понял? Снимай-ка с нее эти завязки.
Девица могла повести себя неправильно, поэтому пришлось на нее тоже прикрикнуть.
— А тебе, подруга, я вот что посоветую. Ты встанешь, никаких лишних воплей и благодарностей издавать не надо. Накинешь что-нибудь на себя, я не прочь с тобой познакомиться и нагишом, но чуть позже, если ты захочешь, хорошо, милая? — Ей нужно было вернуть самоуважение, а женщине лучше всего помогало ласковое ухаживание. Вот я и попытался его изобразить, уж не знаю, как это у меня получалось, судя по обстановке, не очень. — Потом ты должна будешь мне помогать. У двери стоит «ремингтон», обращаться с ним умеешь?
На это все равно следовало пойти. Она могла быть и из их шайки, но очень долго держать их — необысканными под прицелом почти пустого автомата — я не сумел бы. Кто-нибудь из них обязательно решился бы укокошить меня, и я мог промахнуться еще раз. Так что приходилось ей верить, как пишут в криминальных романах — не было другого выбора.
— Умею, — хрипло и зло ответила девица. Папа уже освободил ее руки, и она сорвала лейкопластырь с губ. Они кровоточили.
— Вот и хорошо… Ты, петух, тоже вали-ка к стене, остальное она доделает сама. Только не забудь — руки за головой.
Джазохов пошел, встал рядом с Запамоловым. Я оглянулся на девицу. Она действовала толково, нашла в сумках, почти как в спортивной раздевалке расставленных в ряд поблизости от входной двери, шелковый балахон, который был ей не очень велик, потом накинула поверх него еще и чью-то дубленку, а на ноги надела высокие мужские сапоги из очень дорогой кожи. Мне показалось, она даже не очень торопилась, а выбирала с толком. Крутая девица, это было лучше всего.
Потом вдруг она подала голос:
— А оружия-то тут, оружия! Может, что-нибудь поаккуратнее взять, не это железное коромысло?