Я положил автомат на колени.
— Эх ты, придурок. Может, ногу тебе прострелить, как средство для памяти?
— Не нужно, я… — Он не знал, что будет дальше.
Я долго-долго вздохнул. Сделал вид, что успокоился. Почти. Он тоже слегка расслабился.
— Ладно. А что это у вас с Метелей за банда? Где вы собираетесь, что делаете?
Он покачал головой.
— Нет, не спрашивай. Меня пришьют, если скажу.
Я передернул затвор, выбросил руку вперед, к его ногам.
— Скажу, скажу!..
Я не выстрелил, да, в общем-то, и не собирался. Хотя, конечно, мог и выстрелить. Я плохо контролирую иные ситуации, а за этого Жалымника даже угрызений совести, наверное, не почувствовал, даже если бы и выстрелил.
— Мы собираемся в разных местах. Раскладываем кой-кого, ставим на хор, а потом режем на куски. У них там еще какие-то песни есть, вроде молитвенных…
— Ерунда, молитвами такое не прикрывают. Молитвы вообще-то о нормальной любви сложены.
— Ну, они называют это псалом Сатане. Я не знаю, как это по-твоему называется.
— Сколько раз ты на такой вечеринке присутствовал?
— Только однажды, меня не очень пускают.
— Не пускают, а в такой тачке мотаешься? Что-то ты туфту гонишь, парень.
— Это другое, я у них вроде как сборщик налогов, вот и достается мне. Хотя больше, конечно, отдаю.
— Рэкет?
Он кивнул.
— Ну, ладно, это мне не интересно. — Я внимательно посмотрел на него. — Пока. Может, когда-нибудь, после того, как я сделаю этого обидчика Веточки, мы вернемся к этому разговору.
Он снова кивнул. Но в глубине его потемневших от боли глаз мелькнуло что-то очень похожее на торжество. Он не верил, что я справлюсь с его «крышей».
Он не верил, что я справлюсь с его «крышей». Пусть так думает, они все так думают, пока их старшого не заметут. А когда это случится, то сразу во все верят, и ищут нового пахана, и ждут возможности снова сбиться в стаю.
«Шестерка», просто записной «шестерка». Таких всегда будет очень много, его даже бить расхотелось.
— Слушай, вы всегда девиц режете?
— Нет, говорят, иногда и пацаны попадаются. Но редко.
Так, это уже было интересно. Но этим пусть занимается Шеф, у меня своя проблема.
— Где в следующий раз будете веселиться?
— Ну, где-то по Ленинградке, в районе Малина.
— Когда?
— Я…
— Когда? — Я помолчал. — И учти, еще раз заставишь повторить вопрос, будешь лечить ноги. А если разозлишь, то и вовсе придется пули из башки выковыривать. Сам не сможешь, в морге помогут.
Он кивнул.
— Завтра, в полночь. У нас всегда все в полночь происходит. Сатана все-таки нас защищает…
Я скептически посмотрел на него. Встал. Поставил машину на предохранитель.
— И сегодня?
— Только ты, знаешь… — он поднял голову.
Я размахнулся и изо всей силы вмазал ему рукоятью автомата в челюсть. По треску кости стало ясно, что пару зубов ему придется вставлять. Я только надеялся, что уже в тюремном госпитале. Там это делают очень плохо и очень больно. Если вообще до этого доходит.
— Я все знаю, — сказал я ему на прощание и ушел.
Про себя я подумал, что теперь многое будет зависеть от того, о чем он догадывался, а о чем нет. Но это должно было выясниться довольно скоро.
Глава 33
Я сидел в своей машине, поставленной уже на знакомом месте, и злился. Я злился, что не выяснил, как он будет врать про деньги, про свои доходы, а это стоило бы послушать. И еще — что начальники сняли «наружку».
И вот приходится сидеть и смотреть, что будет. Но просто уехать я тоже не мог. Никогда бы не простил себе, если бы что-то произошло незамеченным. А то, что должно произойти, — я знал точно.
Вообще-то, даже в блатне для наблюдения используют кого попроще, мальчишек, порченных фраеров, штымпов, но с этим в нашей Конторе считаться не желали, и вот приходилось работать мне. Никуда не деться. Впрочем, я решил сидеть не больше часа. Если за это время ничего не произойдет, значит, он будет звонить, и я обязательно получу его разговоры в сводке Шефа. Но и меньше сидеть мне нельзя было, потому что Жалымнику нужно было привести себя в порядок, кое-что собрать, и лишь потом он вздумает винтить, если вздумает. А моим делом будет — посмотреть, куда и к кому он уваливает.
Пока все было тихо, я представил себе, что он говорил правду. Если на даче подстроил взрывное устройство не он, если с ним работал не Метеля, который, по всей видимости, был его корешом, значит, я не учел какую-то вторую силу, выступающую против меня. И это был тупик, дальше я ничего даже представить не мог.
Поэтому я решил зря нервы не тратить, надеяться, что Жалымник просто артист и потому не раскололся, и потому же не дрогнул, когда я ввалился к нему первый раз — что тоже смущало меня, — а вот сейчас он устроит что-нибудь, что выдаст его с головой, и я с блеском завершу это дельце.
Вот так я себя уговаривал, хотя ни минуты не надеялся на это по-настоящему, не надеялся, что расследование может быстро кончиться тем, что завтра около Малина возьмут всю банду, и пришьют срока, и выбьют из кого-нибудь хоть что-нибудь о Веточке.
Но тут из подъезда вышел Жалымник. Он был в темных очках, чтобы скрыть синяки под глазами, и нес коробку от немецкого пива. В коробке что-то было, мне очень захотелось посмотреть, что именно. Я уже было положил руку на дверцу, чтобы выскочить и обшмонать Жалымника, пока он будет греть машину, но он греть ее не стал. Просто сел, швырнул коробку на заднее сиденье и выкатил на проезжую часть перед домом.