Пока они разговаривали, я заметил, Воеводина посматривала на свою хозяйку с большим удовольствием. Вероятно, ей нравился ее вид.
— Сегодня у меня особенное настроение. Нужно же одинокой, парализованной женщине как-то развлекаться?
— Ничего себе развлечение, — только и буркнул я.
— Именно развлечение.
Мы наложили салатов, потом Аркадия налила боржоми в фужер. Это я знал и сумел повторить. Но потом, кажется, сделал какую-то ошибку, и она заметила, одобрительно поглядывая на меня:
— Хотите, я вас подучу этим столовым премудростям?
Я не хотел учиться, я хотел есть. К тому же все было действительно очень вкусно.
— А вы сами откуда все узнали?
Она осторожно стала наливать суп. Судя по запаху, его сделали из чего-то вроде небесных воздусей, девичьих грез и возвышенных порывов. Еще в нем плавали кусочки чего-то розового.
— Суп раковый. Мне поставляют раков из единственного места в Москве, где их можно купить во все сезоны.
— Из Кремля?
— Ну, не совсем, там не так уж хорошо питаются, должна заметить. Но в общем, вы правы, это не коммерческая организация, она плотно связана с политикой.
— Тогда у казаков. В Дону, говорят…
— Хрущев сдавал Дон в аренду, после этого раков в этой реке осталось немного.
Я тоже налил себе ракового супа и стал есть, кажется, не той ложкой. Но больше она не предлагала свою помощь. Она просто рассказывала:
— Я всегда хотела, чтобы еда была праздником. Еще девчонкой мне нравился этот блеск посуды, тяжесть серебра, чинные и манерные обычаи. И вот когда я смогла себе позволить, я наняла трех поваров из очень хорошего и манерного же, — она усмехнулась, — ресторана. Они в течение полугода приходили ко мне и учили Галину Константиновну готовить и сервировать, а меня есть и пользоваться прибором. Это было довольно давно, но до сих пор это доставляет мне удовольствие.
Потом подали второе, потом было что-то еще. Наконец мы стали пить мелкими глотками какой-то сок.
Еще не допив сок, Аркадия посмотрела на меня другими глазами, теперь в них было не веселье, а холодноватый, очень пристальный интерес, смешанный с попыткой оценить меня. Вероятно, в долларах.
— Вам не кажется, вы могли бы иногда ставить меня в известность, как идет расследование?
Я достал сотовик, набрал номер и услышал голос Шефа. Он что-то жевал, без сомнения, его обед был гораздо хуже моего.
— Это я, — произнес я. — Она требует отчетов.
— Вы обедаете? — Шеф, не стесняясь, совершенно откровенно, сунул себе в пасть следующий кусок.
— Да, встретились вот, и она предложила выложить ей кое-что из того, что я нарыл.
— Ты растерялся перед ее сервировкой и защищаешься от конфуза уличным жаргоном, — без малейшего колебания откомментировал Шеф, но я знал, что он просто думает. А говорил так, чтобы потянуть время. Потом он добавил: — Ну ладно, можешь рассказать ей что-нибудь, без чего нельзя обойтись и за что она даст что-нибудь нам.
Он дал отбой, я сложил свою коробочку, сунул в карман, посмотрел на нее. Она разглядывала меня с чуть большим интересом, чем раньше, и в ее глазах появилось чуть-чуть больше смеха, чем в начале. Она получала удовольствие от жизни.
— Ну, так как?
— Вообще-то, я могу от всех этих бесед и отказаться.
Она получала удовольствие от жизни.
— Ну, так как?
— Вообще-то, я могу от всех этих бесед и отказаться. Все оставлено на мое усмотрение.
— Я и не предполагала, что вы будете звонить в… штаб. Или как у вас это называется.
Я подумал, хорошенько подумал. И решил, что это возможно.
— Вы кому это собираетесь передать?
— В самых общих чертах — только своему адвокату. На случай, если возникнет какое-то непонимание между нами в будущем.
— После гаишников, адвокаты, по-моему, самый продажный клан в России.
— Не мой, Илья. Тот человек, о котором я говорю, ни за что не станет рисковать карьерой, и к тому же он получает больше, чем кто-либо, кто зарабатывает деньги нечестным образом.
— Те, кто зарабатывает деньги нечестно, сейчас в России способны купить все, чем они, кстати, и заняты. Но я все-таки пришел к решению.
И я рассказал ей все. Почти без утаек, почти теми же словами, которыми я излагал бы события в кабинете или на явке Шлехгилбера. Она слушала, не перебивая, она была изумительной женщиной, я почувствовал в конце разговора к ней симпатию. Нет, почти любовь, она была из того же теста, из которого была сделана и моя Галя.
Она сказала:
— Очень хорошо, Илья. Но не ждите в ответ такой же исповеди. Я не собираюсь…
Ее следовало остановить, пока она еще не убедила себя в окончательности нежелательного для меня решения. Я чуть не заорал:
— Я пока и не жду твоей помощи… вашей исповеди. Пока. Но я рассчитываю, что вы поможете мне в чем-нибудь, когда это станет необходимым. Когда это будет мне нужно, я сообщу.
Она усмехнулась, погрустнела, провела тонкой, почти прозрачной ладонью по скатерти. Подняла голову. Глядя на меня своими огромными глазищами, она произнесла:
— Вы очень ловкий собеседник. Знаете, как добиться желаемого.
Это было такое признание, что я даже не знал, что ответить. Но значимую информацию она пока придержала. Жаль. Хотя, с другой стороны, два фундаментальных повествования подряд — с моей и ее стороны — было бы немного слишком.