— Они связаны между собой, и об одних невозможно говорить без учета аппетитов и влияния других.
Я энергично почесал за ухом, старательно изображая стремление понять.
— Все верно, и все-таки, сколько может заработать фальшивый консультант, затесавшийся в Прилипалу?
Она пожала плечами и повернулась к огню. Теперь ее не интересовал ни сыр, ни даже чай.
— Какая разница. Когда масштабы экономического краха всех сколько-нибудь широких социальных групп будут подсчитаны и нам честно объявят цифру, мы опять будем не возмущаться бездарностью и подлостью правительств и президентов, а начнем гордиться, как гордимся самыми большими потерями во Второй мировой или самым большим в мире числом абортов.
Она была настроена на скепсис, а это меня сейчас совсем не устраивало. Я и сам мог излагать свои соображения примерно тем же печально-заунывным тоном. Меня интересовала конкретная возможность найти решение задачи, а не болезненное упоение нашими бедами.
— И все-таки?
Она посмотрела на меня и покатила к двери. Почему-то она меня сегодня не любила.
— Можете считать эту цифру бесконечной. Западники кидаются, как сумасшедшие, а суммы оборотных средств, гуляющих в мире, чрезвычайно велики.
Но бесконечная цифра меня тоже не устраивала. Впрочем, реакция Аркадии и ее заключительное утверждение привели меня к мысли, что я не очень не прав, когда предположил, что Комарик не мог свалить за границу. Такой тип, уверенный в собственной безнаказанности, в своей непогрешимости, в своем воровском мастерстве, — не мог уйти от кормушки. Он здесь, где-то поблизости. Только не ловится, и лишь я мог это изменить.
Чтобы набраться ума-разума да заодно получше понять психологию этого воровского Паганини, я снова просмотрел некоторые дела. Он был действительно молодец. Просмотрев все, что хотелось запомнить, я вдруг понял, что в его внешне бессистемных делах был все-таки один признак системы — он никогда не повторялся. Он постоянно менял поле и правила игры.
Он постоянно менял поле и правила игры. Он был изобретателен и неистощим.
Даже странно, что его при советской власти все-таки сажали. Поразмыслив над этим, я вдруг понял, что только при советской власти его и могли сажать, когда не столько закон, сколько репрессивная склонность к наказанию, внутреннее убеждение следователей, прокуроров и судей в том, что вор должен сидеть, приводили его в лагерь. При любой другой, например, при сильной правовой системе или конституционной защите личности, как в Штатах, он остался бы вообще безнаказанным.
Я пошел обедать. Удивляясь уже не столько Комарику, сколько тому, как быстро пролетело время, полагая, что при такой жизни у Аркадии я скоро зарасту жиром, я съел все, что мне было предложено, убедился, что настроение у моей хозяйки не стало лучше, и позвонил Шефу. Я изложил свои замечания, соображения и предложения. Он их не очень-то понял. Тогда мне пришлось пересказать лекцию Аркадии, которую я уже переварил довольно основательно.
— Понятно, — буркнул мой высокоинтеллектуальный Шеф, — только вот что странного ты в этом находишь? Обыкновенная ломка валюты, по Москве таких дел — море.
— Нет, не обыкновенная, — решил поспорить я. — Странного в этом немало, например, представь, главным зачинщиком, организатором и главарем является, собственно, наводчик. И он в любом случае останется непойманным. А тот, кто ломает деньги, получает лишь комиссию, как подручный.
— Ну, тогда да, тогда это странно. Но и то — не очень. Нынешние боссы на дела не ходят…
Об уголовных авторитетах мы могли бы говорить очень долго, но это меня не устраивало. Я прервал его.
— Шеф, тут не наши с тобой мнения интересны, тут важно, что скажут эксперты.
— Ладно. А за сатанистов, как меня просили передать, тебе благодарность не светит. Слишком много крови на бетон набрызгал.
— Они сами лезли, — буркнул я.
— Но с другой стороны, приказано тебя не ругать. — Он отхлебнул чай и радостно закончил: — А в отношении тебя я такое указание получаю впервые. Так что — растешь. Кстати… — Я терпеливо ждал, пока он погремит, как следует, ложкой. — Зря ты в это дело Комарика приплел. Это новый оборот, не спорю, но я навел справки. Вчера и все сегодняшнее утро потратил.
— Ну и что выяснил?
— Зря все это. О нем ничего не известно более трех лет.
Тогда-то я и рассказал ему о звонке Комарика. Но он только флегматично спросил:
— Он представился? Подтвердил, что он — Комарик?
Я вынужден был сказать, что нет. Тогда Шеф так красноречиво хмыкнул и положил трубку, что я даже почувствовал себя задетым.
Так, с мыслью, что нет в мире благодарности, я позвонил, а потом отправился на консультацию к Стерху. Он как раз случился на месте, о чем мне радостно сообщила зеленоволосая дива, которая тоже там случилась. И это, совершенно отчетливо, поправило мне настроение.
Глава 53
Мой новый друг сидел изрядно поддавши. Но в его глазах, как и прежде, я заметил все признаки соображения. И для Вики это было, должно быть, привычное зрелище. Она просто указала на начальничка ладошкой, без улыбки заглянула мне в глаза и ушла на кухню.
Стерх был мрачен. Он смотрел на темные деревья Тимирязевского парка, простершиеся до самого горизонта, и вертел в руке самую колоссальную трубку, какую я только видел. Впрочем, трубок я видел не очень много.