обратил внимание что его обоняние и слух, крайне притупившиеся в последнее
время, приобрели чрезвычайную восприимчивость.
Джек чувствовал запахи вещей. В помещении пахло гнилью, старыми
книгами, железом, буковым деревом, духами «Атом», серной кислотой… и
сахаром.
«Почему — сахаром? — недоумевал Петерсон. — Ведь сахар не пахнет?».
Но странно знакомый и вместе с тем необычный запах бил в ноздри тонкой
ощутимой струйкой.
«Почему — сахаром? — недоумевал Петерсон. — Ведь сахар не пахнет?».
Но странно знакомый и вместе с тем необычный запах бил в ноздри тонкой
ощутимой струйкой. Инженер протянул руку, и его пальцы наткнулись на
склянку с плотно притертой пробкой.
Да, здесь хранился сахар! Джек высыпал на ладонь несколько сверкающих
кристалликов и лизнул их языком.
К знакомым с детства ощущениям теперь присоединились десятки привкусов.
Джек смог бы описать историю этих крупинок: сахар перевозился в джутовом
мешке, невдалеке от табака и сельди, затем хранился в медном или латунном
сосуде. К сахару прикасалась рука мистера Харвуда, — да, Джек явственно
чувствовал этот запах!
Это выходило за пределы возможного. Петерсона бил озноб. Инженер
действительно находился в состоянии, близком к помешательству, однако не
сделал ни малейшей попытки освободиться от «радиошлема». Он с жадностью
ринулся в исследования, заново открывая мир, казавшийся ранее испытанным и
изученным полностью.
Звуки… О, все пространство было наполнено звуками! Джек слышал, как
где-то в углу ползет какая-то крошечная букашка; оглушительно тикали
карманные часы; сквозь закрытое окно или, может быть, даже через стены
откуда-то долетали неторопливые грузные шаги; в каком-то из потаенных
уголков джунглей зарычал хищник. А вот, пробиваясь сквозь хаос звуков,
явственно донесся характерный шум морского прибоя… Как это могло
случиться? Ведь до моря отсюда не менее сорока миль?!
Можно было бы растеряться в этом хаосе звуков, если бы Петерсон не
приобрел способности легко концентрировать свое внимание на одном из них.
Как в настраиваемом приемнике, в его уши врывались шорохи, писки,
возгласы, а он все пропускал их, желая услышать еще что-то, более
интересное.
А, вот оно!
Ласковый девичий голос, — странно знакомый и одновременно никогда не
слышанный ранее, — произнес:
— Ну, мой милый «Властелин мира», рассказывайте!
Ей ответил Харвуд:
— Хорошо, Бетси… Но раньше я покажу вам кое-что. Пойдемте ко мне в
лабораторию.
Джек Петерсон испуганно вскочил с кресла. От его резкого движения
интегратор расстроился. Ярко-зеленые линии на экране расползлись в разные
стороны.
Мгновенно погасло серебристо-пепельное сияние окружающих предметов.
Затихли звуки. Исчезли запахи.
За окном монотонно шумел дождь. В удушливой темноте плавали густые
испарения болот.
Глава 4
Один в море
Глухо, протяжно кричал тонущий теплоход. Завывала авральная сирена.
Надрывались электрические звонки. Это была страшная минута, когда и
человеку хотелось закричать во весь голос…
Но ничего этого Миша Лымарь не слышал.
Утомленный предыдущими бессонными ночами, он уснул мертвым сном
здорового молодого человека в тот миг, когда тело коснулось постели.
Торпеда взорвалась под его каютой, разворотила борт, выбросила прочь
спящего и лишь благодаря счастливому случаю не накрыла обломком деревянной
переборки.
Михаил пришел в себя уже в воде. Его руки судорожно сжимали какой-то
кусок дерева, в голове звенело, во рту было полно чего-то соленого и
липкого.
Он попытался крикнуть, но не смог выдавить из себя ни звука.
Тогда, еще не способный соображать, он, подсознательно борясь за жизнь,
устроился на доске удобнее, начал грести куда-то в сторону, чтобы не
угодить под корабль, и затем впал в странное полузабытье. Окончательно он
опомнился лишь когда через него с плеском перекатилась волна.
Невдалеке очень медленно проплывала подводная лодка. На ее мостике
стояло несколько человек.
Лымарь забыл о событиях минувшего вечера. Он не мог бы даже
предположить, что именно эта субмарина торпедировала «Игарку». Да,
собственно, и некогда было раздумывать что к чему.
— Помогите! — крикнул радист. Однако из его груди вырвалось лишь
приглушенное хрипение.
Язык еще отказывался ему служить, но силы постепенно восстанавливались,
Лымарь это чувствовал. Поэтому он решил покинуть спасительную доску и
поплыл к подводной лодке. Ему удалось ухватиться за какой-то трос —
вероятно, за антенну.
Держась за провод, он пополз к мостику. Тут его заметили. Но вместо
того, чтобы помочь подняться, кто-то грубо навалился на него, заламывая
ему руки за спину.
Случись подобное в иную минуту — солоно пришлось бы таким «спасителям»!
Лымарь мог шутя справиться с двумя или тремя. Даже сейчас,
обессиленный, он вскипел, вырвался, с размаху ударил кого-то ногой. Тот с
проклятьем полетел в воду. А на Михаила набросились уже несколько человек,
скрутили, связали и потащили в подводную лодку. В тесной боевой рубке его
то ли нечаянно, то ли нарочно так стукнули головой об острый металлический
косяк, что он вновь — и, вероятно, надолго — потерял сознание.
Подводная лодка, видимо, лежала на дне моря, ибо моторы не работали и
болтанки не чувствовалось.