Радиограмма-приказ расшифровывается так:
«ПАРКЕР ВЫЕХАЛ В ГРИНХАУЗ В СОПРОВОЖДЕНИИ БРОНЕТРАНСПОРТЕРА И ТАНКА.
УНИЧТОЖИТЬ!»
Плывут и плывут радиоволны в эфире. Радист партизанского центра в
Сингапуре рискует собой и радиостанцией…
Но по графику связь с центром должна быть сегодня лишь в 12.00. И
поэтому «знаменитый радист» Ми-Ха-Ло не прикасается к приемнику. Он сидит
на пороге своей хижины и грустно посматривает на неестественно яркую
зелень «римбы», прислушиваясь, не возвращаются ли бойцы, ушедшие на
задание.
Скучно Михаилу, тоскливо. Привлекательность тропического пейзажа,
романтика путешествий в неизведанные чужие страны исчезли, рассеялись,
едва лишь удалось познакомиться с ними ближе. Осталась любовь к Париме да
тоска по родине.
Разве мало где побывал Михаил в Советском Союзе? Родился на Украине,
работал на Дальнем Востоке, бывал в Заполярье и в Казахстане. Но все это
была родная страна.
Здесь его окружают искренние, хорошие люди. «Римба» чуть-чуть похожа на
дальневосточную тайгу. И влажная духота в Малайе такая же, как в Колхиде,
возле Батуми. Но почему-то все кажется не таким, как нужно. Объясняется
это очень просто: сердце стремится домой.
Придется ли возвратиться на родину?
Михаил вскочил и подбежал к приемнику. Бессмысленно пробовать услышать
голос Москвы днем. Но он все же попытался.
Нет, не слышно… Лишь шорохи атмосферных разрядов да неистовые вопли
джазов на всех диапазонах.
Рано утром, изнемогая от усталости, инженер Щеглов закончил проверку
последнего каскада и, обессиленный, сел на тумбу главного интегратора.
На протяжении нескольких последних дней почти не приходилось отдыхать.
Почему-то всегда случалось так, что расстроенный каскад обнаруживался
лишь перед рассветом, и для его налаживания необходимо было часов
пять-шесть поработать вдвоем с Петерсоном.
Американец вначале злился, что ему выпала роль обыкновенного лаборанта,
чертыхался, требовал поменяться сменами, отказывался от помощи, но затем
притих. Теперь он почти все время молчал и что-то сосредоточенно обдумывал.
Нет, Петерсон был неплохим инженером, — Щеглов имел достаточно
оснований для такого заключения. Отказ от руководства при ремонте
интегратора означал, что американец что-то задумал.
Подозрение Щеглова укрепилось, когда Джек сказал:
— Прошу, не проговоритесь, что наладка почти закончена. Это опасно и
для вас, и для меня.
Щеглов понимал это и сам, но заявление Петерсона его удивило: лакей
хочет провести своего хозяина. К чему бы это? Не стремится ли Джек
захватить интегратор в свои руки?
Щеглов припоминал странное поведение Петерсона при их первой встрече,
бессмысленную угрозу сделать из мнимого шпиона «честного человека», намеки
на необходимость вырвать у Вагнера секреты, — и терялся, не зная, какой из
всего этого сделать вывод.
Несомненно было одно: в борьбе против Харвуда появился хоть и
временный, но все же союзник. Оставалось выяснить его позиции.
Во всяком случае, и Петерсону не стоит говорить, что ремонт интегратора
закончен. Прежде чем предпринимать решительные действия, нужно иметь хотя
бы день-два на обдумывание.
Щеглов включил агрегат, убедился в его безукоризненной работе и, не
чувствуя радости большой победы, задумался над тем, как повредить
интегратор, чтобы это было и незаметно, и давало бы возможность легко
отремонтировать его в случае необходимости.
Теперь Щеглов знал это сложное радиотехническое сооружение до
мельчайших деталей. Конечно, человеческая память неспособна сберечь
хаотическое нагромождение знаков и линий на схеме, зато был схвачен
принцип действия каждого узла и всего интегратора в целом. Щеглов
постепенно убеждался, что конструкция профессора Вагнера далеко не
безупречна. Мало того: в мозгу инженера все четче и четче вырисовывались
контуры иного, вполне своеобразного, даже противоположного по своему
действию аппарата. Возник лишь первый, робкий намек на возможность
применения этого агрегата, но Щеглов в уме уже окрестил его
«дифференциатором» в противовес интегратору профессора Вагнера.
Но подобный аппарат пока что оставался далекой мечтой. А сейчас
предстояло отыскать уязвимое место только что отремонтированного
сооружения. Как оказалось, это было нелегким делом, и Щеглов едва
справился с ним до прихода Петерсона.
— Неудача! — проворчал он в ответ на молчаливый вопрос Джека и вышел из
лаборатории.
На этот раз он сыграл плохо. Как и всякий смертный, он торжествовал
победу над соперником, поэтому в голосе его звучали интонации, несколько
отличающиеся от нужных.
Петерсон внимательно посмотрел ему вслед, запер дверь лаборатории и
направился к интегратору.
Помог ли ему счастливый случай, пригодился ли длительный опыт
исследования сложных конструкций, но повреждение, причиненное Щегловым, он
обнаружил и устранил быстро — часа через два.
И тогда, гордясь своей
проницательностью, взволнованный близкой возможностью осуществления мечты
о перевоспитании всего человечества, он включил главный интегратор и надел
«радиошлем».
…И как два месяца назад, он отчетливо, словно совсем рядом, услышал
знакомый голос Бетси Книппс. Но теперь в нем звучало уже не восхищение, а
обида, злость, ненависть: