— Чеклофф… Мистер Чеклофф…
…Пробежало и погасло видение. Никогда больше не пришлось видеть
Петерсону майора Чеклоффа. Но сильное то было впечатление, если и теперь,
много лет спустя, в обстоятельствах, исключающих даже мысль о возможности
встречи с советским гражданином, человек, назвавший себя Петером Фогелем,
показался чрезвычайно знакомым.
«Но почему — Фогель? — размышлял Петерсон. — Может быть, в Советском
Союзе выведали об интеграторе, и майор Чеклофф просто послан в разведку?..»
Однако в тот же миг Джек услышал фразу, окончательно сбившую его с
толку:
— Меня послали в Советский Союз, и я прожил там свыше двадцати лет. Я
втерся в доверие, вступил в партию, даже получил звание майора… Меня не
беспокоили до поры до времени. Я должен был выполнить лишь
одно-единственное, но чрезвычайно важное задание…
Это говорил Щеглов-Фогель! Говорил по-немецки. Не подозревая, что
кто-нибудь его может услышать!
— …Но задания мне так и не дали. А потом… Простите, герр Вагнер,
нас никто не услышит?
— Нет, нет! Я конструировал это подземелье для самых точных опытов.
Сюда не долетит ни единый звук, пусть даже на поверхности земли рвутся
бомбы.
— А отсюда?
— Тоже. Я проверял это при помощи интегратора. А через броневую защиту
стен им не проложить проводов для микрофона ни за что!
— А тот шпион Петерсон?
— Сто чертей! В самом деле. Выключите-ка, пожалуйста, все интеграторы,
кроме моего, и говорите тише… Вон тот выключатель. Нет, крайний… Ну,
так что же дальше?
— Я…
Экран перед Петерсоном погас. Оборвались звуки.
Джек снял шлем, задумчиво потер лысину.
«Втерся в доверие… Получил звание майора… — повторял он мысленно. —
Но зачем же тогда нужно было рисковать жизнью в Тромсе-фиорд?».
И вот теперь — шпион… Не Чеклофф, а Фогель. Петер Фогель… Какая же
нужна сила воли, чтобы вот так играть роль честного человека?!.. И где
вообще кончается человеческое благородство и начинается подлость?.. Какими
приборами измеришь искренность поступков и правдивость слов?.. Что за
лекарства нужно давать мерзавцам, убийцам, лжецам, скупцам, лодырям, чтобы
каждый из них стал честным, мужественным, добрым? Качества человека
определенным образом зависят от структуры его мозга. Но ведь эту структуру
можно изменить. Значит, можно произвольно изменить и характер человека?
Джек остановился пораженный.
Он пришел к оригинальному и неожиданному
выводу: достаточно создать чудесный эликсир и напоить им самого отпетого
гангстера, чтобы тот стал честным человеком. Применить подобную процедуру
к миллиардеру — и он раздаст свои богатства нищим. А нищие под влиянием
лекарства устыдятся своего бездельничанья, начнут напряженно работать…
Стоит лишь устранить в людях мелкое, эгоистическое, звериное — и на
земле воцарится настоящий золотой век. Не «золотой век» Харвуда, с кучкой
полубогов над безликой массой живых роботов, — а нечто светлое, радостное,
как утренняя заря… И зачем тогда борьба?.. Коммунизм — пусть его назовут
даже так! — придет не через классовую борьбу, а легко, спокойно,
радостно…
И это сделает интегратор! Если Харвуд мечтает привить с помощью этого
прибора звериную ненависть друг к другу у миллионов людей, так почему бы
не попробовать привить им взаимную любовь и уважение?!
…Вот так размышлял Петерсон, лихорадочно бегая по своей комнатушке. У
него пылали щеки, уши; сильно и радостно билось сердце.
Нет, не о каких-то там миллионах, не о роскоши и женщинах надо было
мечтать в те минуты, когда на пленке фотоаппарата «Контакс» фиксировались
страницы рукописи профессора Вагнера!.. Овладеть секретом интегратора
надо! Пусть придется смести Харвуда, Смита, Вагнера и Фогеля. Это — во имя
жизни на земле. Во имя светлого и счастливого будущего всего
человечества… И поэтому он, Джек Петерсон, будет угодливым и лукавым,
хитрым и жестоким. Он выжмет из себя все свои силы, все знания, станет
помощником Харвуда. А затем… О, затем он уплатит за все. Добром за зло.
Он добром искоренит ту несправедливость, которая господствует на земле
испокон веков!
…Жалкий слепой человек!.. Он и не подозревал, что его проект был лишь
красивой утопией, и что, выходя один на борьбу со злом, он подписывает
смертный приговор самому себе.
Глава 9
В джунглях
Подростком будучи, — может быть, как и вы, мой читатель, — Миша Лымарь
мечтал о путешествии в далекие, чарующие страны.
Джунгли!.. Как привлекательно это слово для человека, которому
исполнилось тринадцать лет!
Зимой, когда над городом завывала метель, Миша любил забраться в
виварий зоопарка, устроиться в уголке под пальмой и представлять себя
находящимся где-то на Борнео или Суматре — в общем, на экваторе.
На улице повизгивал ветер. Мороз рисовал на окнах причудливые силуэты
несуществующих растений. Бледно-оранжевое солнце едва проступало сквозь
морозную мглу. А тут, в круглом зале вивария, было тепло и душно, сиял
яркий свет, тихо журчал фонтан, распевали птицы, кричали, ссорились друг с
другом забавные обезьянки. Это был кусочек джунглей, — так, по крайней
мере, казалось тогда Михаилу.
Он не стал натуралистом, так как никогда не интересовался ботаникой и
зоологией. Его привлекала романтика неизведанного, далекие путешествия,