у Харвуда.
Мелодично зазвенел звонок внутреннего телефона.
«Ага, не выдержал!» — злорадно подумал Щеглов.
Он снял трубку, проговорил небрежно:
— Слушаю, Джек!
Но в ответ послышался недовольный, резкий голос:
— Не Джек, а Вагнер. Отто Вагнер, уважаемый… товарищ Чеклофф!..
Немедленно приходите ко мне.
— Хорошо! — отрывисто сказал Щеглов и бросил трубку на аппарат: по
милости этого олуха Петерсона все пошло насмарку. Стало быть,
прикидываться уже не стоит.
Стало быть,
прикидываться уже не стоит.
Хмурый, решительный, он вошел в кабинет Харвуда и спросил с порога:
— Вы подслушали?
— Да, — с насмешливым укором покачал головой старик. — Садитесь, прошу
— разговор будет длинным.
— Как вы подслушали? Ведь это было до десяти утра!
— Но и сейчас уже после десяти вечера! — Вагнер показал на часы, затем
на освещенную шкалу интегратора. — Главный интегратор теперь работает
непрерывно, а ваши приборы выключал я. И не жалею — мне удалось услышать
много интересного… Итак, вы советский шпион и хотите выкрасть мои
секреты?
Наступила пауза. Вагнер с интересом следил за Щегловым, желая заметить
на его лице смущение или озабоченность. Однако тот хорошо владел собой.
— Профессор, не время ли начинать нашу беседу? — сказал он, когда
молчание начало затягиваться. — Объясняю: я вовсе не шпион. Но ваши
секреты вырву.
Если не у вас, так у Харвуда. Или же раскрою их самостоятельно. Ваше
изобретение должно служить людям, а не убийцам.
Вагнер задумчиво покачал головой:
— О, это уже нечто новое… До сих пор от меня требовали совсем
иного… — он еще немного помолчал. — Вот я смотрю на вас и спрашиваю
себя: какие мысли пробегают сейчас в вашей голове? За кого вы меня
принимаете — за врага или за друга? Умного или глупого?.. Я могу высказать
то или иное предположение, но и только. Я не прочту ваших мыслей даже при
помощи интегратора… А когда-то я мечтал об этом… Будучи нищим,
голодным студентом, я работал по пятнадцать часов в сутки, откладывая по
пфеннигу на свою будущую лабораторию. Я крал, — да, признаю, — крал у
моего учителя радиодетали для приборов и корки хлеба для неприхотливого
желудка. Я брал взаймы у кого угодно и, конечно, не возвращал. Я не
стыдился выпросить порванные ботинки, лишь бы не истратить две-три марки
на новые… Надо мной смеялись в глаза и за глаза, называли скрягой,
мелким мерзавцем, способным за грош убить человека… Да последнее,
вероятно, и соответствовало действительности:
чтобы добыть необходимые деньги, я мог бы и убить, и ограбить… И я
нашел бы моральное оправдание для себя: я — сверхчеловек! Когда я одержу
победу, я расплачусь за все!
Долго пришлось бы рассказывать о моих напрасных стараниях разбогатеть.
Скажу только, что я не женился на девушке, которую любил, не женился
потому, что пришлось бы тратить втрое больше, нежели я себе позволял, — на
протяжении долгих лет не был ни одного раза ни в театре, ни в кино. Короче
говоря, жил, как червь.
И вот, когда я уже начал терять силы и здоровье, когда мне начало
казаться, что я избрал ложный путь и никогда не приду к своей цели, мне
неожиданно повезло. Умерла какая-то моя тетка, которую я и в глаза не
видал, и в мои руки попала порядочная сумма денег. Я истратил их до
последнего пфеннига, но все же оборудовал, наконец свою лабораторию
новейшими приборами. Успех пришел неожиданно быстро, хоть вовсе не с той
стороны, с какой я его ждал.
Мои опыты по передаче мыслей на расстоянии потерпели неудачу:
выяснилось, что кора головного мозга, ведающая психическими функциями,
имеет чрезвычайно сложную структуру. Одинаковые электромагнитные колебания
у разных людей вызывают разные реакции. Так, например, я передавал
записанные на пленку чувства радости и подъема, а подопытные ощущали что
угодно: и печаль, и подавленность, и общую нервозность… Хорошо
передавались только простейшие, присущие и животным, чувства голода, боли
и тому подобные.
Однажды мне захотелось узнать, что случится, если на человеческий мозг
направить его же собственные, но во много раз усиленные радиоволны. Я
соорудил вот этот «радиошлем» и как-то на рассвете включил свой первый,
еще очень несовершенный, интегратор…
Вагнер умолк, насупился, черты его лица стали резкими, жесткими. Он
жестом попросил у Щеглова папиросу, неумело прикурил ее, закашлялся и
сказал раздраженно:
— Господин хороший, приходилось ли вам доживать до осуществления вашей
величественней мечты?.. Пришлось ли пережить вам те минуты, когда исчезает
все обычное, будничное, когда забываешь о неудачах, бедствиях, и
чувствуешь лишь радость сильного, умного победителя, когда в душе звучит
триумфальная симфония?!
Я даже не жду от вас ответа. То, что я почувствовал, включив
интегратор, не сможет почувствовать никто. Я действительно стал
сверхчеловеком. Мое изобретение вознаградило меня за все. А будущее
представлялось мне сплошным торжеством высшего разума…
В самом деле, что могут дать человеку его пять несовершенных органов
чувств?
Мы потеряли даже то, чем владели наши доисторические предки:
безукоризненный слух, прекрасное обоняние, острое зрение. А наша память,
новейшее произведение высокоразвитого мозга, еще столь несовершенна, что