Старый китаец поднял голову, прошептал:
— Направо.
. Чен ранен!
Старый китаец поднял голову, прошептал:
— Направо… первая дверь… товарищ Чеклоу…
Громадными прыжками, позабыв об опасности, Лымарь побежал туда, дернул
за ручку двери, но та даже не вздрогнула. Он начал бить каблуком — тоже
безрезультатно.
— Гранату!
Лымарь выхватил из рук бойца гранату, привязал ее вместе со своей к
двери.
Осталось лишь выдернуть предохранительную чеку. Но сзади послышался
голос Чжоу:
— Обождите!.. Чен, дорогой, где ключи?.. Ключи, ключи!
Старый китаец умирал. Он уже не мог издать ни единого звука, но ценой
невероятного, последнего в жизни усилия расправил зажатые в кулак пальцы
правой руки, и о мраморные ступени звякнула связка ключей.
— Товарищи, сюда!
И вот открыта стальная дверь. Луч фонарика выхватил из темноты большое
странное сооружение под прозрачным колпаком. А у этого сооружения,
накрепко привязанные к опорам, обрисовались инженер Щеглов и какой-то
другой, незнакомый Лымарю, лысый коренастый человек.
— Быстрее! — крикнул Щеглов. — Быстрее!.. Немедленно дайте сигнал
отступления! Через несколько минут эта крепость исчезнет с лица земли!
Три красные ракеты вырвались из-за насосной станции, крутыми дугами
врезались в беззвездное мрачное небо, бросили на дома, на стены, на
деревья тревожные багровые отблески. Три красные ракеты, а затем еще три —
приказ о немедленном отступлении, стремительном отходе на прежние позиции.
Что случилось? Ведь захвачен почти весь Гринхауз — враг отстреливается
лишь из одной башни.
Но приказ остается приказом.
И вот через главные ворота захваченной и добровольно отданной крепости
быстрым шагом проходят молчаливые, подавленные бойцы. Идут, стараясь
подавить стыд и обиду, несут нескольких убитых и тяжелораненых.
А впереди всех с мертвым Ченом на руках идет старый мастер Чжоу. Никто
не увидит в темноте, как по щекам Чжоу катятся скупые суровые слезы. А
если и увидят — пусть. Право на эти слезы дала свыше чем тридцатилетняя
дружба, совместные страдания, совместная борьба.
Прощай, старый Чен!.. Прощай, друг!.. Ты не дожил до окончательного
освобождения страны, ставшей для тебя второй родиной, но в будущей победе
есть и твой вклад, и о тебе будут петь пантуны малайские матери, а в
человеческой памяти ты навсегда останешься не старым и немощным, а
молодым, сильным, красивым Ченом-Победителем.
Несет мертвого Чена его друг, старый мастер Чжоу…
А в той же колонне бьется, вырывается из рук Щеглова американский
инженер Джек Петерсон:
— Пустите!.. Вы не имеете права!.. Я не могу оставить Гарри!.. В
спальне Харвуда остались все рисунки интегратора!.. Пустите! — кричит он
почти истерически. — Я успею!
Его слова тонут в мощном грохоте. Сзади, там, где в темноте остался
Гринхауз, раскололось небо, разверзлась земля. Ослепительная вспышка
взлетела к тучам, дернулась назад и взметнулась вновь, уже багрово-черная
от дыма. Десятки тонн новейшей взрывчатки, газовая смесь в опустевших
цистернах из-под горючего, напалмовые мины под главными объектами, — все
взорвалось одновременно. Гринхауз — эта страшная крепость-лаборатория,
обреченная с самого начала на уничтожение — перестал существовать, исчез,
рассеялся.
Самовольно, без приказа, остановилась колонна. С облегчением вздохнула
единой грудью: отступление было не напрасным. Значит, бой выигран?
Но через несколько минут вновь послышалась команда:
— Занять оборону!.
Значит, бой выигран?
Но через несколько минут вновь послышалась команда:
— Занять оборону!.. Минеры — к шоссе!.. Надеть каски и котелки!..
Быстрее!
Бой не кончился. Он лишь начинался.
Грохот взрыва прорвался сквозь рев мотора «излучателя».
На мгновенье притормозив машину, Харвуд взглянул в заднее броневое
окошко и удовлетворенно качнул головой:
— Все!
Паркер не расслышал. Он сидел в уголке, согнувшись в три погибели,
бледный, дрожащий, задыхаясь от запаха горючего и выхлопных газов, и
мысленно прощался с жизнью. Право, он отдал бы половину состояния, лишь бы
очутиться в своем роскошном особняке у Сентрал-Парка в Нью-Йорке.
— Все! — прокричал Харвуд, склонившись к его уху. — Гринхауз не
существует!
Впереди лежала идеально ровная бетонированная автострада. Лучи фар не
натыкались ни на одно живое существо. Но Харвуд не выключал интегратора.
Безостановочно, один раз в секунду, вокруг броневой башенки вращалось
кольцо с четырьмя зеркальными рефлекторами. Мощные пакеты волн
сверхвысокой частоты вырывались из этих рефлекторов, неслись во все
стороны, чтобы парализовать любую попытку причинить вред тому, кто стал
«властелином мира».
«Смейся, паяц, — напевал Харвуд, посматривая на Паркера с
пренебрежением, — над разбитой любовью…»
Но слишком рано было праздновать победу!
В ту ночь на автостраде дежурили все партизанские посты: не была
исключена возможность того, что Харвуд вызовет в Гринхауз помощь из
Сингапура.
Когда «излучатель» Харвуда, промчавшись по подземному туннелю, с мощным
грохотом выскочил из кустов у Гринхауза и направился к автостраде, тотчас
же по радио был послан приказ перехватить этот странный танк.
Первый пост у разрушенного моста Харвуду удалось проскочить. Но через
несколько километров, на крутом повороте, перед «излучателем» грохнул