спортсмена… Но вместе с тем есть в этом человеке и что-то неожиданное,
незнакомое, пожалуй, даже несвойственное ему… Неужели просто
удивительное сходство двух разных людей?
— Фогель… Петер Фогель… — бубнил Джек, расхаживая из угла в угол. И
вдруг стукнул себя по лбу: а интегратор?! При помощи этого прибора можно
вспомнить все, что видел когда-либо хоть раз!
Петерсон включил интегратор. И как только на экране зашевелились
зеленые змейки, неясные воспоминания вмиг приобрели четкость и
выразительность.
Да, он встречался с Фогелем раньше. Но… Но то был не Фогель, а…
И в памяти Джека Петерсона возникло:
…Начало мая 1945 года. Норвегия. Тромсе-фиорд. Подземная
гидроэлектростанция, приспособленная гитлеровцами для добывания «тяжелой
воды».
Проработав свыше двух лет в удушливой, отравленной атмосфере
электролитического цеха, Джек Петерсон заболел суставным ревматизмом, да
еще в такой острой форме, что даже гитлеровские врачи вынуждены были
положить больного в госпиталь, — на территории лагеря, конечно.
Перед концом второй мировой войны положение в Тромсе-фиорд стало
тревожным.
Среди заключенных распространился слух, что «тяжелая вода» нужна
гитлеровцам для создания чрезвычайно сильного взрывчатого вещества, грамм
которого якобы может разрушить самый большой город мира, — Нью-Йорк,
например.
Это были первые намеки на атомную бомбу, которую так и не успели
создать немцы. Неизвестно, как могли просочиться эти слухи в полностью
изолированный концлагерь, — возможно, их распространяли сами фашисты,
чтобы поддержать настроение своих солдат, но заключенные теперь поняли,
почему так часто и настойчиво над Тромсе-фиорд кружатся самолеты.
Ни одна бомба не упала еще на подземный завод, — бомбардировщики
методически разрушали близлежащие села, — однако кто мог бы поручиться,
что основной бомбовый удар не будет направлен точно в цель?
А тут еще с севера все явственнее начал слышаться гул артиллерийской
канонады, — поговаривали, что там высадился и направляется на Тромсе
десант союзников.
Больные в госпитале концлагеря потеряли сон и спокойствие. Каждый из
них пламенно желал скорейшего освобождения… и боялся тех страшных минут,
когда гитлеровцы в последнем пароксизме попытаются истребить всех
заключенных.
Однажды утром в лагере началась беготня. Случилось что-то неожиданное
и, пожалуй, неприятное для фашистов. Охрана оставила свои посты,
медицинский персонал исчез; суетились денщики, собирая вещи.
И вот во двор въехала военная машина под белым флагом.
— Наши! Наши! — закричал один из заключенных, русский.
В машине находилось двое — солдат-шофер и худощавый мужчина в форме
советского майора.
Навстречу парламентерам выбежал комендант лагеря — краснолицый тучный
полковник. На лице его был испуг, однако он старался сдержать себя и,
приближаясь к майору, замедлил шаги, напыжился, еще больше побагровел.
Советский майор молча передал ему пакет. Комендант прочел ультиматум,
скомкал бумагу, швырнул прочь и выкрикнул:
— Нет!.. Я сдам объект лишь в том случае, если смогу вывести отсюда
всех с оружием и оборудованием.
— Это ваше последнее слово? — советский майор улыбнулся и кивнул
головой в сторону скалы, возвышавшейся на севере. — А знаете ли вы, что
ваш объект будет стерт с лица земли нашей артиллерией за каких-нибудь
десять минут?
— Не будет! — вызывающе ответил полковник. — Я выведу на поверхность
пленных. Вам не разрешат их убивать.
— М-да… — на лице майора появилось озабоченное выражение. — Разрешите
воспользоваться радиостанцией, чтобы передать ваш ответ?
— Пожалуйста.
Майор быстрыми шагами подошел к автомашине, настроил передатчик и
сказал в микрофон обычным деловым тоном:
— «Цветок», «Цветок»!.. Я — седьмой!.. Ультиматум отклонен. Комендант
лагеря угрожает вывести заключенных на поверхность… Придется осуществить
план номер два…
Он бросил на коменданта внимательный взгляд и резко скомандовал:
— Батарея!.. На меня!.. Огонь!
Больной русский, переводивший шепотом эту беседу, прыгнул прочь от окна
палаты:
— Стреляют!.. Ложись!
И тотчас же где-то далеко прозвучали глухие взрывы, а затем послышалось
завывание снарядов.
Все ближе, ближе, ближе… И вот взвизгнуло, рявкнуло, загрохотало;
качнулся пол, брызнули осколки стекла, посыпалась штукатурка; в палату
ворвались клубы дыма.
Все ближе, ближе, ближе… И вот взвизгнуло, рявкнуло, загрохотало;
качнулся пол, брызнули осколки стекла, посыпалась штукатурка; в палату
ворвались клубы дыма.
Не успели отзвучать взрывы, как вновь послышался тот же голос:
— Батарея!.. Правее — ноль-пять!..
— Подождите! — хрипло выкрикнул комендант. — Я согласен. Да, согласен.
— От-ста-а-вить! — нараспев протянул майор. — Ультиматум принят!..
Передайте на «Розу»: майор Щеглов вступает в обязанности коменданта
объекта номер три.
Больной русский бросился к окну и, махая рукой сквозь решетку, закричал:
— Товарищ майор!.. Товарищ майор!..
Майор оглянулся, приветливо кивнул головой: подожди, мол, друг! — и
пошел с полковником по направлению к комендатуре.
— Щеглов!.. Майор Щеглов! — шептал русский, провожая его влюбленными
глазами. — Какой молодец!.. Огонь на себя, а?
И Джек Петерсон тоже лопотал вслед за советским солдатом: