воздух был сейчас дороже всего в мире. Неужели же приходится дышать им в
последний раз?!
Вооружённый матрос подтолкнул Лымаря, и тот, сжав челюсти, вышел на
мостик.
Над морем повис мрак. Плескались волны. Вот одна из них, ласковая,
белогривая, подкатилась прямо к ногам… И Лымаря вдруг охватила
невероятная жажда жизни. Ах, если б только удалось освободить руки! Он
сумел бы справиться с этими двумя, даже вооруженными!.. Или, может быть,
прыгнуть в волны, нырнуть и плыть под водой, сколько хватит сил?.. Но
опять же — куда уплывешь со связанными руками?
Лымарь оглянулся. Прямо на него смотрело молчаливое дуло автомата.
— Ребята… — страстно зашептал он. — Не убивайте! Я ведь тоже был
солдатом.
Вас защищал… Москва… Сталинград… Берлин…
Автомат вздрогнул. Лымарь шагнул вперед.
— Ребята, мы за мир… Москва…
Матрос, который стоял в стороне, жадно затягиваясь дымом сигареты,
вдруг швырнул ее прочь, подошел к своему товарищу, положил руку на автомат
и что-то начал говорить — быстро, взволнованно. Лымарь понял лишь одно
слово: Сталинград.
Старший возражал, но неуверенно. И тогда первый решительно подошел к
Лымарю, острым матросским ножом рассек веревку, стягивающую его запястья,
положил этот нож ему на ладонь, легонько толкнул в плечо и показал пальцем
куда-то в темноту:
— Малайя!
В то же мгновение Лымарь скользнул в воду, нырнул и вынырнул уже далеко
от этого места.
И тогда первый решительно подошел к
Лымарю, острым матросским ножом рассек веревку, стягивающую его запястья,
положил этот нож ему на ладонь, легонько толкнул в плечо и показал пальцем
куда-то в темноту:
— Малайя!
В то же мгновение Лымарь скользнул в воду, нырнул и вынырнул уже далеко
от этого места. А еще секундой позже раздалась автоматная очередь.
Трассирующие пули летели высоко над ним, на запад, к берегам Малайи. И в
ту же сторону показывал рукой безымянный матрос, когда подводная лодка,
набирая скорость, пошла в открытое море.
Вот уж и растаял во мгле приземистый силуэт субмарины. Человек в море
остался один — за десятки километров от суши.
Один в море — это страшно! Но этот одиночка не боялся: теперь он держал
свою судьбу в собственных руках.
Крепко сжимая нож, — свое единственное оружие, — Лымарь плыл и плыл…
И точно так же неторопливо катились и катились нескончаемые плещущиеся
волны.
Глава 5
Корона «Королевы вселенной»
…Первым желанием Джека Петерсона было броситься к окну и выпрыгнуть
из него. Падение с высоты второго этажа могло окончиться лишь вывихом ноги
в худшем случае, а встреча с Харвудом в его кабинете грозила более
серьезными последствиями. Инженер теперь понял, что у Харвуда в руках
находится чрезвычайно важное открытие, и босс не постесняется уничтожить
того, кто проник в эту тайну.
Однако и побег через окно, как понял Джек после минутного размышления,
был не менее опасен. Не говоря уж о том, что падение тяжелого тела вряд ли
останется незамеченным, можно предполагать, что именно кабинет босса, — и
окно в первую очередь, — оборудованы наиболее надежной электрической
защитой. И еще одно обстоятельство удержало Джека от рискованного шага:
Харвуд придет сюда вдвоем с девушкой, в которую, по-видимому, влюблен.
Вполне вероятно, что удастся улучить удобный момент и выскользнуть
отсюда вслед за ними.
И вновь Джек Петерсон надел «радиошлем». Через минуту комнату наполнило
уже знакомое серебристо-пепельное сияние, вновь ярко и многогранно
распахнулся угрюмый тусклый мир. Но Джек уже не восхищался и не умилялся.
Среди неисчислимых звуков он искал лишь голоса Харвуда и неизвестной мисс.
Наконец он услышал:
— Бетси, дорогая, простите: я вынужден на минутку покинуть вас. Смит, я
к вашим услугам…
Раздались шаги. Скрипнула дверь. Явственно, как будто над ухом у Джека,
послышался шепот Смита:
— Генри, прибыл мистер Паркер… Держи себя с ним спокойно, но не
вздумай заноситься наподобие глупого петуха. Паркер стоит полмиллиарда, и
если он прибыл сюда собственной персоной — значит, мы выиграли!.. И еще,
Генри:
зачем ты морочишь голову с этим старым боровом Книппсом?.. Бетси —
славная девушка, но ведь у старика не более трехсот миллионов!
Харвуд засмеялся довольно натянуто, как показалось Джеку Петерсону…
— Пятьсот плюс триста — восемьсот, старина! Кроме того, я не собираюсь
жениться на Бетси вдвоем с тобой. Понял?
— Ладно, ладно, Генри! — заторопился Смит. — Надеюсь, ты не
сомневаешься в моих лучших чувствах к тебе. Иди к Паркеру. Бетси я скажу,
что ты вернешься через полчаса.
Бетси я скажу,
что ты вернешься через полчаса. Пусть поболтает со своим колбасником.
Книппс и Паркер!.. О, эти имена знал не только Джек Петерсон, а весь
мир!..
«Колониальные товары Книппса», «Колбасы Книппса», «Натуральный каучук
Книппса», «Консервы Книппса» — такую рекламу можно было встретить в любом
из городов Старого и Нового света. Англичанин Книппс был колбасным королем
Англии, а в послевоенное время одним из крупных акционеров каучуковой
«Денлоп раббер» компании в Малайе.
Американский туз Паркер рекламировал себя гораздо в меньшей степени. С
него достаточно было скромных, черных с золотом табличек на входных дверях
весьма заурядных зданий Нью-Йорка, Лондона, Парижа и многих других столиц.