камере.
Щеглов неторопливо вылез из-под стола, окинул презрительным взглядом
помещение, постучал кулаком по металлической стене:
— Я считал вас более талантливым. Камера спроектирована по-идиотски!
— Признаю, признаю, — по-прежнему ласково ответил Харвуд, бросив на
своего спутника быстрый странный взгляд. Тот почему-то побледнел и сжал
челюсти.
Казалось бы, ничего не произошло Мало ли как можно истолковать
поведение того или иного человека в каждом отдельном случае?
Произойди эта беседа в другой обстановке, вряд ли сумел бы инженер
Щеглов так остро воспринимать и так быстро реагировать на мелочи, которые
почти всегда проходят незамеченными, хотя и могут раскрыть многое.
Лишь на одно мгновение во взгляде Харвуда промелькнули пренебрежение,
насмешка, злорадство. Лишь на долю секунды зловеще вспыхнули глаза. Смита.
Но Щеглов почувствовал: Харвуд и Смит — враги. Скрытые, тайные.
Скрытые, тайные.
Безобразный и старый, вероятно, завидует молодому, красивому, но и
побаивается его.
Молодой презирает старика, издевается над ним, но осторожно, не
переходя определенной границы. Злобная реакция Смита свидетельствует, что
камеру проектировал он или кто-нибудь из его подчиненных.
Не стоило бы дразнить старого хрыча понапрасну, однако Щеглов не
удержался:
— А впрочем, извиняюсь. Вина за неудачную конструкцию камеры ложится
на… — он сделал паузу, как бы припоминая: — на мистера Смита, если не
ошибаюсь!
Помощник Харвуда дернулся, но ничего не сказал. А Харвуд захохотал:
— Вы мне нравитесь, мистер Чеклофф!.. Вы колдун, а?.. Умеете читать
чужие мысли?
— Нет, я просто вижу мерзавцев насквозь, — насмешливо ответил инженер.
Смит подошел к нему почти вплотную, втянул голову в плечи, как бы
готовясь к прыжку, и сказал тихо, зловеще:
— Я тебе покажу «мерзавцев»!.. Ты будешь умолять о смерти, но я тебе ее
не дам. Не дам!
— Тс-с-с!.. Мистер Смит шутит. Он большой шутник!.. — Харвуд взял Смита
за плечи и легонько вытолкал в коридор. — А у нас — серьезный
джентльменский разговор. Для шуток время найдется… если мистер Чеклофф
любит их вообще.
Смит ушел. Харвуд, сбросив маску ласковости и развязности, сказал резко:
— Садитесь. Мой помощник прав: он в самом деле может замучить человека.
Ваш предшественник, один из выдающихся инженеров, попав в эту камеру, не
выдержал и покончил с собой. Когда я узнал об этом, то чуть не прогнал
Смита. Он чересчур жесток. Инженер из него паршивый. Видели: взбесился,
когда вы коснулись конструкции камеры… Вот так всегда… А работы —
уйма… Не думайте, что я здесь изобретаю какие-то новые
усовершенствованные средства уничтожения. Вовсе нет. Дело идет о
счастливой судьбе всего человечества. Мои открытия величественны,
неизмеримы. Я почти до конца раскрыл тайну живого мозга. Вам пришлось
почувствовать действие моих аппаратов. Буду откровенен: «концерт», как вы
его назвали, был дан лишь для того, чтобы подавить вашу волю. Ведь вы,
русские, упрямы, как ослы. А мне нужен помощник, союзник. Предлагаю вам
работать вдвоем. То, что мы сделаем, — будет навсегда записано в истории
человечества на золотых скрижалях!..
Вспомните: совсем недавно для уничтожения общего врага наши государства
стали плечом к плечу. Так давайте же и мы станем союзниками, хотя бы
временными. Я раскрою вам немало своих секретов, рискуя даже тем, что вы
самостоятельно раскроете остальное. Я не хотел бы этого делать, но все
равно придется… Вы сможете познакомиться с новейшими достижениями науки,
будете работать в прекрасных лабораториях. Но на протяжении трех лет вам
не придется видеть дневного света. Я приму надежные меры, чтобы вы не
удрали.
Через три года будете свободны. Деньги — я дам вам денег. Слава — будет
и слава. Захотите вернуться в свою странную и величественную страну —
пожалуйста… Ну?
Щеглов выслушал этот монолог молча, скептически улыбаясь.
Харвуд был неплохим актером. Искренние интонации голоса,
взволнованность, когда речь зашла о «судьбе человечества», тонко
рассчитанный прием поощрения славой могли бы даже обмануть простодушного
человека, показать Харвуда пусть в непривлекательном, но в выгодном для
него свете. Но Щеглов был тертый калач. Свыше двух лет приходилось ему
сталкиваться с такими, как Харвуд, в англо-американском штабе союзников.
Психологию представителей капиталистического мира инженер изучил
достаточно хорошо.
Красивыми фразами маскировались подлейшие замыслы. Чтобы их раскрыть,
нужно вдуматься поглубже, заглянуть в потаенные замыслы и намерения.
Какую цель преследовал Харвуд?
Щеглов не мог еще ответить на этот вопрос. Он не считал себя гениальным
изобретателем и знал, что Харвуд может очень легко приобрести себе
«союзника» за умеренную плату в любой из буржуазных стран. Следовательно,
существовали какие-то иные, пока что неизвестные обстоятельства. Однако
каковы бы ни были намерения Харвуда или его покровителей, от Щеглова
требовалось одно: измена своей стране, своим убеждениям.
Существовало два выхода из этого положения: либо плюнуть в глаза
Харвуду и умереть сильным и непокоренным, либо пуститься на хитрость,
пойти на временное соглашение, чтобы разведать о сущности открытия,
бороться против Харвуда в его логове и победить или погибнуть. По доброй