один прожектор.
— Вижу.
Несколько раз усиливал свет Щеглов, и каждый раз после какого-то
движения руки академика на пульте дифференциатора Михаил заявлял, что не
видит ничего.
Парима не понимала, что тут происходит. Щеглов не успел разъяснить
методику лечения. Да если бы и объяснил, вряд ли поняла бы Парима все.
Этому больному можно вернуть зрение двумя путями. Усилить, например,
электромагнитные колебания поврежденной части мозга с помощью интегратора.
Человек начнет видеть. Но слишком дорого придется заплатить за это со
временем: интегратор убьет человека рано или поздно.
Академик Довгополов выбрал иной путь: он заставляет бороться за зрение
собственный мозг больного.
Вот в глаза Лымаря падает поток света. Хотя и очень слабенькие, но в
мозгу больного все же возникают электромагнитные колебания. Дифференциатор
эти колебания принимает, усиливает и посылает обратно в мозг, но, как
говорят, «в противофазе». Эти колебания не усиливают колебаний мозга, а
ослабляют, угнетают их.
Однако мозг борется. Он мобилизует все силы, и все же преодолевает
внешнее торможение. Тогда надо еще усилить действие дифференциатора. И
снова мозг бросается в бой. На помощь клеткам, которые были повреждены,
приходят другие, — ведь это не шутка, что-то необычное угрожает
существованию всего организма!
И вот так, — конечно, постепенно, медленно, — на протяжении многих
сеансов мозг, так сказать, «тренируется», учится наново самостоятельно
выполнять свои сложные функции. Это нечто похожее на восстановление
перебитых, разрушенных и затем сшитых мышц. Лишь тренировкой, как ни
болезненна и утомительна она, можно вернуть к жизни почти мертвые ткани.
Сложные, очень сложные это вопросы для малайской девушки, не успевшей
закончить даже техникум. Но она верит во всемогущество науки; верит в то,
что для ее любимого вновь заиграет всеми красками яркий жизнерадостный мир.
И сейчас, в минуты, когда от надежды до отчаяния — один шаг, она боится
пропустить что-либо — жест, слово, будто от этого зависит все.
— …А теперь? — допытывается Довгополов.
— Н-не в-вижу… — шепчет Лымарь.
— Как вас зовут?.. — академик внимательно поглядывает на экран, где
суетится, выплясывает змейка электромагнитных колебаний мозга больного.
— Как… зовут?.. — медленно, с большим усилием переспрашивает больной.
Он морщит лоб, припоминая: а в самом деле, как его зовут и кто он?
Не только слепоту, но и много других заболеваний и недостатков можно
вылечить с помощью этого чудесного прибора. Случается, что человек теряет
память. Увиденное и услышанное он забывает немедленно. Так пусть же со
шлемом дифференциатора на голове заставит свой мозг тренироваться,
работать; пусть напрягает его так, как напрягает сейчас этот больной.
— Меня… зовут… Михаил…
— Свет видите?
— Вижу.
Секунду тому назад он не видел. Значит, мозг борется, мозг
выздоравливает!
— Достаточно! — шепчет академик. — Кончайте.
Щелкнул переключатель. Погасли мощные прожекторы. Тускло, неприветливо
стало в большом зале.
Михаил схватился с кресла и вскрикнул:
— Вижу!.. Вас вижу, товарищ профессор!.. Вы в сером костюме, да?.. Петр
Сергеевич, и вас!.. Ой, снова темнеет в глазах!.. Я снова не вижу!.. Не
вижу!
— Успокойтесь, успокойтесь, мой дорогой! — ласково, как ребенку,
говорит академик. — Это же только первый сеанс. С каждым разом все дольше
будет светить для вас свет. И, наконец, засияет навсегда.
— Спасибо! — Лымарь нащупал руку академика и крепко пожал ее.
— Спасибо!
Щеглов отвернулся. У него в горле стал терпкий комок, радостной болью
сжалось сердце.
Он привык считать себя рассудительным, черствым, не способным к
сантиментам, но в это мгновение не мог быть спокойным и он.
Парима плакала не стыдясь. То были светлые слезы радости.
Щеглов взял ее за руку и подвел к Михаилу. Она молча обняла любимого,
прильнула щекой к его плечу. И он не удивился, словно знал, что Парима все
время была здесь, рядом.
— Пойдем, дорогая! — сказал он тихо.
— Только не волноваться! — погрозил вслед им Довгополов. Он вытер пот
со лба и повторил уже с иной интонацией, задумчиво: — Не волноваться!..
Гм…
Хорошо говорить!
Академик подергал себя за седую бороду и резко повернулся к Щеглову:
— Прозрел!.. Вы слышите: прозрел!.. Пусть на мгновение, но ведь это
начало.
Человек, обреченный на самое страшное, спасен… Так разве ради этого
не стоило мечтать и бороться?! — Он еще немного помолчал, а затем шутливо
пожаловался: — Мой дорогой, о чем же мечтать дальше?.. Покорена земля и
воды, энергия атома и межзвездное пространство… Начинает раскрываться
самое сокровенное: тайна живого мозга… Что же еще?
Щеглов только улыбнулся в ответ: дорогой академик, впереди еще работы
да работы! И всегда, как пылающий маяк, впереди горят яркие мечты. Без
мечты — нет жизни.
— Я вижу солнце! — послышался из коридора взволнованный голос Лымаря.
Довгополов и Щеглов оглянулись. Сквозь открытую дверь было видно: у
окна, залитые яркими лучами солнца, стояли двое — молодые, сильные,
красивые.