— Может быть! — бросил Ксерий, расправляя свое одеяние. — Но чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.
Он перевел взгляд на плотного человека с квадратной бородой, стоящего рядом с Конфасом, и спросил:
— Это и есть адепт Завета?
— Да. Друз Ахкеймион.
Человек неловко опустился на колени, коснулся лбом земли и буркнул:
— Привет вам, Бог Людей.
— Ах, эти встречи властителей и магов! Во время них все время чувствуешь себя не в своей тарелке, не правда ли, адепт?
Острое смятение, владевшее им всего несколько секунд тому назад, было забыто. «Быть может, оно и к лучшему, что этот человек сознает, о сколь важных вещах сейчас идет речь», — подумал Ксерий. Он почему?то счел нужным побыть любезным.
Колдун посмотрел на него вопросительно, потом опомнился и опустил взгляд.
— Я ваш раб, Бог Людей, — пробормотал он. — Что вам угодно?
Ксерий взял его за руку — он подумал, что это совершенно обезоруживающий жест: император держит за руку человека из низшей касты! — и провел его мимо других к распростертому на столе Скеаосу.
— Вот видишь, Скеаос, — сказал Ксерий, — чего мы только не делаем ради твоего удобства!
Старческое лицо осталось бесстрастным, однако в глазах вспыхнула странная напряженность.
— Заветник… — произнесло это существо.
Ксерий взглянул на Ахкеймиона. Лицо адепта было непроницаемо. И тут Ксерий ощутил это: ощутил ненависть, исходящую от бледной фигуры Скеаоса, как будто старик узнал колдуна Завета. Распростертое тело напружинилось. Цепи натянулись, звенья их скрежетнули. Деревянный стол заскрипел.
Колдун Завета отступил на пару шагов.
— Что ты видишь? — прошипел Ксерий. — Это колдовство? Да?!
— Кто этот человек? — спросил Друз Ахкеймион. В голосе его звучал нескрываемый ужас.
— Мой главный советник… он был им тридцать лет.
— А вы… допрашивали его? Что он сказал? Колдун почти кричал. Что это в его глазах? Неужто паника?
— Отвечай, заветник! — воскликнул Ксерий. — Колдовство это или нет?!
— Нет.
— Врешь, заветник! Я это вижу! По глазам твоим вижу!
Колдун посмотрел ему прямо в глаза.
Взгляд его был напряженным, как будто он пытался понять слова императора, сосредоточиться на чем?то, внезапно сделавшемся чересчур тривиальным.
— Н?нет… — выдавил он. — То, что ты видишь, — это страх… Колдовство тут ни при чем. Либо же это колдовство иной природы. Незримое для Немногих…
— Я же вам говорил, Бог Людей! — встрял сзади Скалетей. — На мисунсаев всегда можно положиться. Мы не имеем никакого отношения к…
— Цыц! Молчать! — возопил Ксерий.
То, что некогда было Скеаосом, зарычало…
— Мета ка перуптис сун рангашра, Чигра, Мандати, Чигра?а! — захрипел старый советник.
Голос его окончательно утратил всякое сходство с человеческим. Он выгибался и бился в своих цепях, под старческой кожей переливались тонкие, стальные мышцы. Из стены вылетел один из болтов.
Ксерий отшатнулся назад следом за колдуном.
— Что он говорит? — выдохнул император.
Но колдун замер, как громом пораженный.
— Цепи!!! — крикнул кто?то — кажется, Кимиш.
— Гаэнкельти!.. Конфас!!! — растерянно вскричал Ксерий, отступая еще дальше.
Старческое тело металось по выгнутому дереву, точно клубок голодных змей, зашитый в человеческую кожу. Из стены вылетел еще один болт…
Гаэнкельти умер первым: у него была сломана шея, так что, когда он рухнул ничком, голова запрокинулась на спину, мертвым лицом вверх. Лопнувшая цепь хлестнула по лицу Конфаса, и он отлетел к дальней стене. Токуш упал, точно сломанная кукла. «Скеаос?!!»
Но тут раздались эти слова! Слова полыхнули, и комнату омыло ослепительным пламенем. Ксерий взвизгнул и упал. Над ним прокатился порыв огненного ветра. Камень потрескался от жара. Воздух пошел рябью.
И он услышал рев заветника:
— Нет, будь ты проклят! НЕ?ЕТ!!!
И вой, не похожий ни на что из того, что императору доводилось слышать прежде, — точно тысячу волков сжигали заживо. Шлепок мяса о камень…
Ксерий поднялся на ноги, цепляясь за стену, но ничего не увидел: его стеной обступили эотские гвардейцы. Жаровни потухли, и в комнате сделалось темно, очень темно. Колдун Завета все орал и бранился.
— Довольно, заветник! — взревел Кемемкетри.
— Самодовольный, неблагодарный, сраный идиот! Ты понятия не имеешь, что ты наделал!
— Я спас императора!!!
И Ксерий подумал: «Я спасен…» Он выбрался из?за спин гвардейцев, вышел на середину комнаты. Дым. Вонь жареной свинины.
Колдун Завета опустился на колени над обугленным телом Скеаоса, схватил обгоревшие плечи, встряхнул — голова безвольно мотнулась.
— Что ты такое? — рявкнул он. — Отвечай!
Из?под опаленной, почерневшей кожи сверкнули белым глаза Скеаоса. Глаза смеялись, смеялись над разъяренным колдуном.
— Ты первый, Чигра, — прохрипел Скеаос — жуткий шепот, идущий ниоткуда. — Ты же будешь и последним…
То, что произошло после этого, снилось потом Ксерию до конца его дней — а дни эти были недолгими. Лицо Скеаоса растянулось, словно он хотел набрать побольше воздуху, и сложилось, точно паучьи лапки, плотно охватившие холодное брюшко. Двенадцать паучьих лапок, каждая с маленьким острым коготком, расцепились и раскрылись, обнажив не прикрытые губами зубы и глаза без век на том месте, где следовало быть лицу. Точно длинные женские пальцы, они охватили голову ошеломленного колдуна Завета и принялись давить.