Немного денег у нее есть. На то, чтобы починить сандалию, хватит.
Спускаясь по дороге к деревне, Эсменет корила себя за трусость. Ей рассказывали, что Массентию отличает от прочих провинций то, что здесь очень мало больших плантаций, которыми занята большая часть империи. Массентия — край вольных фермеров и ремесленников. Открытых. Порядочных. Гордых. По крайней мере, так ей рассказывали.
Но тут Эсменет вспомнила, как косились эти добропорядочные ремесленники, видя ее в окне.
— Люди, которые владеют каким?никаким ремеслишком, вечно думают, что владеют и самой истиной, — сказала ей как?то раз старая Пираша. А истина неблагосклонно относится к шлюхам.
Эсменет снова выругала себя за малодушие. Ну все же говорят, что Массентия безопасна!
Она прихромала на плотно утоптанный пятачок земли, явно служивший здесь рыночной площадью, и принялась оглядывать теснящиеся вокруг хибарки в поисках вывески сапожника. Ничего похожего не обнаружилось. Тогда Эсменет принюхалась, надеясь учуять рыбий жир, которым кожевники пропитывают кожи. На самом?то деле ей всего только и надо, что раздобыть полоску кожи. Она прошла груды размокшей глины, потом четыре стоявших рядком навеса горшечников. Под одним, несмотря на мороз, трудился старик, формуя на гончарном круге крутобокий кувшин. У него за спиной светилось жерло печи. Старик закашлялся. Его кашель, похожий на бульканье грязи, встревожил Эсменет. Может, у них тут в деревне чума или оспа?
Пятеро мальчишек, болтавшихся у входа в хлев, уставились на нее. Старший — или, по крайней мере, самый высокий — глазел на Эсменет с неприкрытым восхищением. Парнишка, возможно, был бы даже хорошеньким, если бы не косые глаза. Эсменет вспомнила, как один из клиентов рассказывал ей, что в таких деревнях красивых детей обычно не встретишь, потому что их, как правило, продают богатым путешественникам. Эсменет невольно спросила себя, не пытались ли продать и этого.
Мальчишка направился к ней. Она улыбнулась ему. «Может быть, он мне…»
— Ты шлюха? — спросил он напрямик.
Эсменет утратила дар речи от гнева и возмущения.
— Шлюха, шлюха! — крикнул другой мальчишка. — Из Сумны! Потому и руки прячет!
Первое, что пришло в голову Эсменет, это куча казарменных ругательств.
— Иди, почеши свою трубу, — бросила она, — зассанец сопливый!
Парень ухмыльнулся, и Эсменет сразу поняла, что это один из тех мужчин, которые скорее примут всерьез собачий лай, чем бабьи речи.
— А ну, покажи руку!
Что?то в его голосе насторожило ее.
— Поди сперва вычисти стойло!
«Раб» — подразумевал ее надменный тон.
Его легкомысленный взгляд окаменел, в нем проступило какое?то иное, куда более серьезное и опасное чувство. Парень попытался ухватить ее за руку. Эсменет влепила ему пощечину. Он отлетел назад, возмущенный и ошарашенный, а придя в себя, нагнулся к земле.
Эсменет влепила ему пощечину. Он отлетел назад, возмущенный и ошарашенный, а придя в себя, нагнулся к земле.
— Точно, шлюха, — сказал он своим односельчанам мрачным тоном, как будто печальные истины влекут за собой печальные последствия. И выпрямился, взвешивая в руке выковырянный из глины камень.
— Шлюха и распутница.
Момент растерянности прошел. Четверо остальных заколебались. Они явно стояли на каком?то пороге и знали это, даже если и не понимали всего значения своего шага. Однако хорошенький не стал их подначивать — он просто бросил камень.
Эсменет пригнулась, увернулась. Однако теперь и остальные нагнулись за камнями.
В нее полетел град булыжников. Эсменет выругалась и засучила рукава. Толстая шерстяная ткань защищала ее, так что ей не было даже особенно больно.
— Ах, ублюдки! — воскликнула она.
Мальчишки замешкались: ее ярость и смутила, и насмешила их. Один из них, жирный, заржал, когда она тоже наклонилась за камнем. Она попала в него первого: камень угодил ему повыше левого глаза и рассек бровь. Парень с ревом рухнул на колени. Прочие застыли, ошеломленные. Пролилась первая кровь…
Эсменет занесла правую руку с еще одним камнем, надеясь, что ребята испугаются и разбегутся. Девчонкой, до того, как повзрослевшее тело позволило заняться более прибыльным делом, она подрабатывала на пристанях за хлеб или медяки тем, что распугивала камнями чаек. И до сих пор не забыла тогдашних навыков.
Однако высокий успел раньше — он швырнул ей в лицо пригоршню грязи. Большая часть пролетела мимо — этот дурень бросал так, словно рука у него веревочная, — но то, что попало в лоб, на миг ослепило ее. Эсменет принялась лихорадочно протирать глаза. И тут пошатнулась — камень ударил ее в ухо. Еще один разбил пальцы…
Что же это делается?!
— Довольно, довольно! — прогудел хриплый голос — Что вы делаете, сорванцы?
Жирный мальчишка все еще всхлипывал. Эсменет наконец протерла глаза и увидела, что посреди мальчишек, размахивая кулаком, похожим на коленный сустав, стоит старик в крашеных одеждах шрайского жреца.
— Побиваем ее камнями! — сказал недоделанный красавчик. — Это же шлюха!
Прочие горячо поддержали его.
Старый жрец сперва сурово нахмурился, глядя на них, потом обернулся к Эсменет. Она теперь отчетливо видела его: старческие пятна на лице, скупой напор человека, которому доводилось кричать в сотни безответных лиц. Губы у него посинели от холода.