Шранки накатили темной волной, но Келлхус был там прежде них, опережая их на миг, так, что они не могли предвидеть его действий. Каллиграфия воплей. Чавканье изумленной плоти. Монах сбивал восторг с их нечеловеческих лиц, ходил между ними и останавливал колотящиеся сердца.
Они не видели, что эти обстоятельства священны. Они лишь алкали пищи. Келлхус же был одним из Обученных, дуниан, и все события повиновались ему.
Они подались назад, завывания поутихли. Несколько мгновений потолклись вокруг него — узкоплечие, с собачьими, сдавленными с боков грудными клетками, воняющие кожей, с ожерельями из человечьих зубов. Келлхус терпеливо стоял перед лицом их угрозы. Он был безмятежен.
Они бежали.
Монах наклонился к одному, что еще корчился у его ног, взял за глотку, приподнял. Прекрасное лицо шранка исказилось от ярости.
— Куз’иниришка дазу дака гуранкас…
Существо плюнуло в Келлхуса. Монах пришпилил его мечом к стволу дуба. Потом отступил назад. Оно завизжало, задергалось.
«Что это за существа?»
За спиной всхрапнула лошадь, ледяной наст захрустел под копытами. Келлхус выдернул меч из ствола и стремительно развернулся.
Сквозь стену ледяного дождя конь и всадник казались не более чем серыми силуэтами. Келлхус, не сходя с места, смотрел, как они медленно приближаются, его лохматые волосы смерзлись в мелкие сосульки и теперь гремели на ветру. Конь был огромный, почти шести футов в холке, вороной. Всадник кутался в серый плащ, расшитый еле заметными узорами — словно бы небрежно нарисованными лицами. На нем был шлем без навершия. Лица под шлемом почти не видно. Зычный голос прогремел на куниюрском:
— Вижу, ты умирать не собираешься!
Келлхус молчал. Держался настороже. Дождь шумел, как осыпающийся песок.
Всадник спешился, однако держался по?прежнему на расстоянии. Он рассматривал неподвижные тела, вытянувшиеся у его ног.
— Потрясающе, — сказал незнакомец, потом поднял взгляд на Келлхуса. Монах увидел глаза, блеснувшие из?под шлема. — У тебя должно быть имя!
— Анасуримбор Келлхус, — ответил монах.
Молчание. Келлхусу показалось, что он чувствует растерянность собеседника. Странную растерянность.
— Оно говорит на языке… — буркнул наконец человек. Он подступил ближе, разглядывая Келлхуса. — Да, — сказал он. — Да… Ты не потешаешься надо мной. Я вижу в твоем лице его кровь.
Келлхус вновь промолчал.
— Ты обладаешь также и терпением Анасуримбора.
Келлхус изучил его и обратил внимание, что плащ расшит отнюдь не стилизованными изображениями лиц, как он было подумал, а настоящими лицами, искаженными оттого, что их растянули в ширину. Владелец плаща был могуч, хорошо вооружен и, судя по тому, как он держался, нимало не опасался Келлхуса.
— Я вижу, ты ученик. Знание — это сила, верно?
Этот не похож на Левета. Совсем не похож. И снова шум ледяного дождя, мало?помалу впаивающего убитых в снег.
— Не следует ли тебе, смертный, бояться меня, зная, кто я таков? Ведь страх — тоже сила. Способность выживать.
Незнакомец начал обходить Келлхуса, аккуратно переступая через раскинувшиеся по снегу конечности шранков.
— Вот что разделяет ваш род и мой! Страх. Цепкое, хваткое стремление выжить. Для нас жизнь — это всегда… решение. А для вас… Ну, скажем так: это жизнь решает за вас.
На это Келлхус наконец ответил:
— Что ж, тогда, видимо, решение за тобой.
Незнакомец помолчал и печально откликнулся:
— А?а, насмешка. Это у нас как раз общее.
Выпад Келлхуса был преднамеренным, но цели он не достиг — или, по крайней мере, так казалось поначалу. Незнакомец внезапно опустил свое невидимое лицо и помотал головой, бормоча:
— Оно смеется надо мной! Смертный надо мной смеется… Что же мне это напоминает, что же?.
.
Он принялся перебирать складки своего плаща и наконец нашел одно изуродованное лицо.
— Вот этого! О, наглец! Встреча с ним была настоящим удовольствием. Да, я помню…
Он взглянул на Келлхуса и прошипел:
— Я — помню!
И Келлхус постиг основные принципы этой встречи. «Нелюдь. Еще один миф Левета, оказавшийся правдой».
Незнакомец обнажил свой длинный меч, медленно и торжественно. Меч неестественно сверкал во мраке, как будто клинок отражал свет некоего нездешнего солнца. Затем незнакомец обернулся к одному из мертвых шранков и перекатил труп на спину с помощью меча. Белая кожа шранка уже начала темнеть.
— Вот этот шранк — его имени ты все равно не выговоришь — был нашим «элью», ты на своем языке назвал бы это «книгой». Чрезвычайно преданное животное. Мне его будет очень не хватать — ну, по крайней мере, некоторое время.
Он окинул взглядом остальных мертвецов.
— Мерзкие, жестокие твари на самом деле.
Он снова перевел взгляд на Келлхуса.
— Но очень… запоминающиеся.
Это начало. Келлхус решил прощупать почву.
— Так опуститься! — сказал он. — Ты сделался жалок.
— Это ты меня жалеешь? Пес осмеливается жалеть меня?
Нелюдь хрипло расхохотался.
— Анасуримбор меня жалеет! Ну да, еще бы… Ка’куну?рой соук ки’элью, соук хус’йихла!
Он сплюнул, повел мечом, указывая на трупы.
— Теперь эти… эти шранки — наши дети. Но прежде ! Прежде нашими детьми были вы. У нас вырвали сердце, мы пестовали ваши сердца….Спутники «великих» норсирайских королей.