Наконец они вырвались из досаждавшего им подлеска и помчались напрямик через пастбища. Серве вскрикнула и рассмеялась, ободренная внезапно распахнувшимся перед ней простором. Прохладный воздух бил в лицо и растрепал волосы на отдельные развевающиеся пряди. Впереди, над горизонтом, вставал огромный алый шар солнца, заливая лиловую даль оранжевым и багряным.
Постепенно пастбища сменялись возделанными землями. Теперь повсюду, куда ни глянь, тянулись всходы молодого ячменя, пшеницы и проса. Кавалькада огибала маленькие земледельческие деревушки и огромные плантации, принадлежавшие домам Объединения. Будучи наложницей Гаунов, Серве сама все время жила на таких виллах, и, глядя на ветхие бараки, красные черепичные крыши и ряды похожих на копья можжевельников, она удивлялась тому, как места, некогда столь знакомые, сделались вдруг чуждыми и угрожающими.
Рабы, трудившиеся на полях, поднимали головы и провожали взглядом всадников, проносившихся мимо по пыльным проселкам. Возницы ругались, когда они пролетали мимо, осыпая их пылью и мелкими камешками. Бабы роняли корзины с бельем и оттаскивали с дороги зазевавшихся ребятишек. «Что думают эти люди? — сонно гадала Серве, опьяневшая от усталости. — Что они видят?»
Пожалуй, отчаянных беглецов. Мужчину, чье жестокое лицо напомнило им об ужасных скюльвендах. Другого мужчину, чьи голубые глаза успевают увидеть их насквозь за один мимолетный взгляд. И прекрасную женщину с распущенными белокурыми волосами — добычу, которую эти мужчины, похоже, не желают отдавать своим невидимым преследователям.
Ближе к вечеру они поднялись на взмыленных конях на вершину каменистого холма, и там скюльвенд наконец разрешил краткую передышку. Серве буквально свалилась с седла. Она рухнула наземь и растянулась в траве. В ушах звенело, земля под ней медленно плыла и кружилась. Некоторое время она могла только лежать и дышать. Потом услышала, как скюльвенд выругался.
— Вот упрямые ублюдки! — бросил он. — Тот, кто ведет этих людей, не только упорен, но еще и хитер.
— Что же нам делать? — спросил Келлхус. Этот вопрос ее несколько разочаровал.
«Ты же знаешь! Ты всегда знаешь! Зачем ты к нему подлизываешься?»
Она с трудом поднялась на ноги, удивленная тем, как быстро окоченели ее конечности, и устремила взгляд к горизонту, туда же, куда смотрели они. Под розовеющим солнцем виднелся хвост пыли, тянущийся к реке, — и все.
— Сколько их там? — спросил Найюр у Келлхуса.
— Как и прежде — шестьдесят восемь. Только кони у них теперь другие.
— Другие кони… — повторил Найюр сухо, словно его раздражало как то, что это сулило, так и способность Келлхуса делать подобные выводы. — Должно быть, они раздобыли их где?то по дороге.
— А ты что, не предвидел этого?
— Шестьдесят восемь… — повторил Найюр, пропустив его вопрос мимо ушей. — Многовато? — спросил он, глядя на Келлхуса в упор.
— Многовато.
— А если ночью напасть?
Келлхус кивнул. Глаза его сделались какими?то невидящими.
— Быть может, — ответил он наконец. — Но только если все прочие варианты будут исчерпаны.
— Какие варианты? — спросил Найюр. — Что… что нам делать?
Серве заметила, что его лицо исказилось непонятной мукой. «Отчего его это так раздражает? Разве он не видит, что нам суждено следовать за ним и повиноваться ему?»
— Мы их слегка опережаем, — твердо ответил Келлхус. — Надо ехать дальше.
Теперь впереди оказался Келлхус. Они спустились по теневому склону холма, постепенно набирая скорость. Распугали небольшую отару овец и пустили своих многострадальных коней еще более быстрым галопом, чем прежде.
Серве скакала через пастбище и чувствовала, как от сведенных судорогой ног по телу расползается тупая боль. Они выехали из тени холма, и спину стало греть ласковое вечернее солнышко. Серве выслала коня вперед и поравнялась с Келлхусом, сверкнув яростной усмешкой. Он насмешил ее, скорчив рожу: выпучил глаза, словно потрясенный ее дерзостью, и негодующе нахмурил лоб. Скюльвенд остался позади, а они скакали бок о бок, смеясь над своими неудачливыми преследователями, пока вечер переходил в ночь и все краски дальних полей сменялись одной?единственной серой. Серве подумала, что они обогнали само солнце.
Внезапно ее конь — ее добыча, доставшаяся ей после того, как она убила человека со шрамом, — споткнулся на скаку, вскинул голову и издал хриплый визг. Серве словно почувствовала, как разорвалось его сердце… Потом в лицо ей ударила земля, рот оказался набит травой и глиной — и гулкая тишина.
Серве словно почувствовала, как разорвалось его сердце… Потом в лицо ей ударила земля, рот оказался набит травой и глиной — и гулкая тишина. Звук приближающихся копыт.
— Оставь ее! — рявкнул скюльвенд. — Им нужны мы, а не она. Она для них всего лишь краденая вещь, красивая безделушка.
— Не оставлю.
— Не похоже это на тебя, дунианин. Совсем не похоже. — Быть может, — ответил Келлхус.
Голос его теперь звучал совсем рядом и очень мягко. Он взял ее лицо в ладони.
«Келлхус… Не надо синеньких детей!»
«У нас не будет синеньких детей, Серве. Наш ребенок будет розовый и живой».
— Но ей будет безопаснее…
Тьма и сны о стремительной скачке во мраке сквозь языческие земли.