— Какое дело? Наше дело — узнать истину.
— Ага, значит, ты собрался читать мне наставления не о вероятностях, а об истине… Боюсь, эти дни миновали безвозвратно, Друз Ахкеймион.
«А когда?то ты называл меня Акка!»
— Нет. Дни моих наставлений действительно миновали. Теперь, как мне кажется, самое большее, на что я способен, — это напоминать людям то, что они знали раньше.
— Раньше я утверждал, будто знаю много всего, но теперь мне нет до этого дела. Говори конкретнее.
— Я просто хотел вам напомнить, мой принц, что, когда мы наиболее уверены в чем?то, наиболее велика вероятность ошибиться.
Пройас угрожающе улыбнулся.
— Ага… Ты, значит, решил бросить вызов моей вере.
— Нет, не бросить вызов — лишь слегка умерить ваш пыл.
— Умерить, значит. Ты хочешь, чтобы я сызнова принялся задавать вопросы, обдумывать пугающие «вероятности». И что же это за пугающие вероятности? Скажи мне, будь любезен!
Теперь принц не скрывал иронии, и она больно ранила.
— Скажи мне, Ахкеймион, насколько я нынче глуп?
В этот момент Ахкеймион осознал, до какой степени немощен теперь Завет. Они сделались не просто нелепыми — избитыми, привычными и нудными. Можно ли заставить, чтобы тебе поверили, когда находишься в такой пропасти?
— Возможно, Священная война — не то, чем она кажется, — сказал Ахкеймион.
Можно ли заставить, чтобы тебе поверили, когда находишься в такой пропасти?
— Возможно, Священная война — не то, чем она кажется, — сказал Ахкеймион.
— Ах, не то, чем она кажется! — воскликнул Пройас, изображая изумление — упрек наставнику, который совершил непоправимый промах. — Для императора Священная война — извращенный способ восстановить свою империю. Для некоторых моих соратников это корыстное орудие богатства и славы. Для Элеазара и Багряных Шпилей это средство для достижения некой таинственной цели. А для некоторых других просто дешевый способ искупить безрассудно потраченную жизнь. Так значит, Священная война — не то, чем кажется? Не было такой ночи, Ахкеймион, когда я не молился, чтобы ты оказался прав!
Наследный принц подался вперед и налил себе чашу вина. Ни Ахкеймиону, ни Ксинему он вина не предложил.
— Но молитв недостаточно, верно? — продолжал Пройас. — Что?то непременно случается, какое?нибудь предательство или мелкая подлость, и сердце мое восклицает: «Да тьфу на них всех! Будь они прокляты!» И знаешь, Ахкеймион, именно вероятность спасает меня, не дает мне бросить все это. «А что, если?» — спрашиваю я себя. Что, если эта Священная война на самом деле божественна, является благом сама по себе?
На этих последних словах у него перехватило дыхание, как будто никакого дыхания не хватало, чтобы их произнести. «Что, если…»
— Неужели так трудно — верить? Неужели это настолько невозможно — чтобы, невзирая на людей и на их скотские устремления, одна?единственная вещь, Священная война, была благой сама по себе? Если это невозможно, Ахкеймион, если в моей жизни так же мало смысла, как и в твоей…
— Нет, — ответил Ахкеймион, не в силах сдержать собственный гнев, — в этом нет ничего невозможного.
Жалобная ярость в глазах Пройаса затухла, размякла от чувства вины.
— Извини, бывший наставник. Я не хотел… Он прервался, чтобы глотнуть еще вина.
— Быть может, сейчас не самое подходящее время, чтобы трепаться о твоих вероятностях, Ахкеймион. Боюсь, Господь испытывает меня.
— Почему? Что случилось?
О Пройас взглянул на Ксинема. Взгляд был озабоченный. — Произошло убийство невинных людей, — сказал он. — Галеотские отряды под началом Коифуса Саубона вырезали жителей целой деревни близ Пасны.
Ахкеймион вспомнил, что Пасна — это небольшой городок милях в сорока вверх по реке Фай, славящийся своими оливковыми рощами.
— Майтанет знает об этом?
Пройас скривился.
— Узнает.
И внезапно Ахкеймион все понял.
— Ты поступаешь вопреки его приказу. Майтанет запретил подобные вылазки!
Ахкеймион с трудом скрывал свое ликование. Если Пройас решился поступить наперекор своему шрайе…
— Мне не нравится, как ты себя ведешь! — отрезал Пройас — Какое тебе дело…
Тут он осекся, как будто его тоже вдруг осенило.
— Это и есть та вероятность, которую ты предлагаешь мне рассмотреть? — осведомился он. В голосе его звучали изумление и гнев. — Что Майтанет… — Он внезапно угрюмо расхохотался. — Что Майтанет в сговоре с Консультом?
— Всего лишь вероятность, как я уже сказал, — ответил Ахкеймион ровным тоном.
— Ахкеймион, я не стану тебя оскорблять. Мне известна миссия Завета. Мне известны одинокие кошмары твоих ночей. Вы все живете внутри тех мифов, которые мы позабыли еще в детстве. Как можно не уважать такое? Однако не путай те разногласия, которые могли возникнуть у меня с Майтанетом, и почтение и преданность, которые я питаю к Святейшему Шрайе.
То, что ты говоришь — «вероятность», которую ты мне предлагаешь рассмотреть, — это богохульство. Понимаешь?
— Понимаю. Более чем.
— Есть ли у тебя что?то большее? Что?то помимо твоих кошмаров?
У Ахкеймиона было что?то большее, потому что у него было нечто меньшее. У него был Инрау. Он облизнул губы.
— В Сумне убит наш агент… — он сглотнул, — мой агент.
— Приставленный, несомненно, шпионить за Майтанетом…