Неужели мародеры все еще обшаривают поле битвы?
«Несчастный трус! Встань и умри как мужчина!»
Ветер улегся, но голоса приближались. Теперь Найюр слышал шаги коней и поскрипывание сбруи. Как минимум двое верховых. Судя по аристократическому выговору — офицеры. Они приближались, но откуда? Найюр с трудом подавил идиотский порыв встать и оглядеться.
— Скюльвенды жили здесь со времен киранейцев, — говорил голос, принадлежавший явно человеку более высокопоставленному, — терпеливые и безжалостные, как океан. И все это время они не менялись! Народы появлялись и исчезали, целые нации были за это время стерты с лица земли, но скюльвенды остались. И я изучал их, Мартем! Я просмотрел все материалы о скюльвендах, какие сумел найти, от самых древних до наиболее свежих.
Я даже заставил своих агентов пробраться в библиотеку Сареотов! Да?да, в Иотии! Правда, они там ничего не нашли. Фаним забросили ее, она теперь разрушена. И вот что удивительно: какие сведения о скюльвендах ни возьми, самые что ни на есть древние, такое впечатление, что написаны они только вчера! Тысячи лет, Мартем, тысячи лет скюльвенды оставались неизменными! Отбери у них стремена и железные мечи — и их не отличишь от тех дикарей, что две тысячи лет тому назад разорили Мехтсонк, или тех, что разграбили Кеней тысячу лет спустя! Скюльвенды — именно то, о чем говорил философ Айенсис: народ без истории.
— Но ведь все некультурные народы именно таковы, разве нет? — спросил его собеседник.
— Нет, Мартем. Даже некультурные народы меняются с течением веков. Они перебираются на новые земли. Забывают древних богов и находят себе новых. У них меняется даже язык. Но не у скюльвендов! Они одержимы своими обычаями. Мы, чтобы одолеть ход времени, возводим огромные каменные здания, они же творят памятники из своих деяний, и их храмы — это их войны.
От этого описания у Найюра заныло в груди. Кто эти люди? Один из них — наверняка из знатного дома…
— Да, это довольно любопытно, — откликнулся Мартем. — Однако это не объясняет, откуда вы узнали, как их одолеть.
— Не будь занудой, Мартем! Я в своих офицерах занудства не терплю. Сперва задаешь неуместные вопросы, потом отказываешься признавать мои ответы за ответы…
— Прошу прощения, господин главнокомандующий. Я не хотел оскорбить вас. Вы ведь сами то хвалите, то осуждаете меня за мое прямолинейное…
— Ах, Мартем… Зачем снова этот фарс? Зачем притворяться скромным провинциальным легатом, который желает одного — выслужиться? Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Я видел, как ты оживляешься, когда речь заходит о делах государственных. Точно так же, как сейчас я вижу в твоих глазах жажду славы.
На грудь Найюра словно уронили тяжелый камень. Это он. Он! Икурей Конфас!
— Не стану отрицать, это правда. Но я клянусь, что не собирался вас допрашивать. Я просто… просто…
Тут оба остановились. Теперь Найюр видел их: два конных силуэта, расплывчатых оттого, что он смотрел сквозь ресницы. Он старался дышать так, чтобы грудь не шевелилась.
— Что — просто, Мартем?
— На протяжении всей кампании я держал язык за зубами. То, что мы делали, представлялось мне безумным, настолько безумным, что я…
— Что ты?
— Что на какое?то время моя вера в вас оказалась поколеблена.
— И, однако, ты ничего не говорил, ни о чем не спрашивал… Почему?
Найюр пытался отлипнуть от земли, но не мог. Бестелесные голоса гремели в его ушах насмешливым громом. Убить его! Он должен!
— Боялся, господин главнокомандующий. Человек, который, подобно мне, поднялся из самых низов, знает, как опасно сомневаться в начальстве… особенно когда начальник поступает безрассудно.
Хохот.
— Так значит, теперь, в окружении всего этого, — силуэт Конфаса указал на поле, усеянное трупами, — ты счел, что я все?таки не утратил рассудок, и думаешь, что теперь задавать эти твои наболевшие вопросы более или менее безопасно?
Найюр внезапно мучительно осознал все происходящее: как будто увидел со стороны себя, съежившегося человека прижавшегося к трупу коня, окруженного бесконечными рядами мертвецов. Даже эти образы пробудили в нем угрызения совести. Это что за мысли такие? Отчего он все время так много думает? Отчего он все время думает?
«Убить его!»
— Вот именно, — ответил Мартем.
«Броситься на них. Схватить коней под уздцы. Перерезать им глотки!»
— Следует ли мне снизойти к тебе? — продолжал Конфас.
Перерезать им глотки!»
— Следует ли мне снизойти к тебе? — продолжал Конфас. — Следует ли мне помочь тебе сделать еще шаг к вершине, а, Мартем?
— Господин главнокомандующий, вы можете рассчитывать на мою преданность и скромность без каких?либо оговорок.
— Я, собственно, так и думал, но все же благодарю за подтверждение… Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что битва, которую мы только что выиграли, эта великая победа, которую мы одержали, — не более чем первая стычка Священной войны?
— Священной войны?! Той, которую начинает шрайя?
— В том?то весь и вопрос, кто ее будет вести: шрайя или не шрайя.
«Ну же! Отомсти за себя! За свой народ!»
— Но как насчет…
— Мартем, я боюсь, что с моей стороны будет безответственным рассказывать тебе больше. Быть может, в ближайшее время — но не теперь. Мой здешний триумф, как он ни великолепен, как ни божествен, — прах и мешковина в сравнении с тем, что последует за ним. Скоро все Три Моря будут прославлять мое имя, а потом… Ну, ты скорее солдат, нежели офицер. Ты понимаешь, что командирам зачастую требуется скорее неведение подчиненных, нежели их осведомленность.