Слуги Темного Властелина

— Как тебе не стыдно, Конфас! Я еще могу понять, когда чернь, — она обвела гневным взором министров своего сына, — находит в моих словах нечто крамольное, но ты!

— Отчего вы все время так над ним трясетесь, матушка? — спросил Ксерий. Он уже начал ощупывать свой трофей, словно проверяя его мускулатуру.

Конфас случайно перехватил взгляд Мартема. Тот преклонил колени чуть поодаль и терпеливо ждал, до сих пор никем не замеченный. Легат угрожающе кивнул.

И на Конфаса снизошла знакомая холодность и ясность рассудка — та, что позволяла ему свободно думать и действовать там, где прочие люди пробирались на ощупь.

Он окинул взглядом казавшиеся бесконечными ряды пехотинцев внизу. «Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат…»

Он высвободился из рук бабки.

— Послушайте, — сказал он, — есть вещи, которые мне следует знать.

— А не то что? — спросил дядя. Он, по всей видимости, позабыл про короля племен — а возможно, его интерес с самого начала был притворным.

Конфас не устрашился. Он в упор взглянул в накрашенные глаза дяди и снова усмехнулся дурацкой короне Шайгека.

— А не то мы в ближайшее время вступим в войну с Людьми Бивня. Известно ли вам, что, когда я попытался вступить в Момемн, они устроили беспорядки? Они убили двадцать моих кидрухилей!

Конфас невольно перевел взгляд на рыхлую, напудренную шею дядюшки. Может быть, лучше будет ударить туда…

— Ах, да! — небрежно ответил Ксерий. — Весьма прискорбный случай. Кальмемунис и Тарщилка подстрекают не только своих собственных людей. Но, уверяю тебя, этот инцидент исчерпан.

— Что значит «исчерпан»?!

Впервые в жизни Конфас не задумывался о том, каким тоном он разговаривает с дядей.

— Завтра, — объявил Ксерий тем тоном, которым провозглашают указы, — ты и твоя бабка поедете со мной вверх по реке, чтобы наблюдать за доставкой моего последнего памятника. Я знаю, у тебя, племянник, беспокойная натура, ты специалист по решительным действиям, но тут требуется терпение, терпение и еще раз терпение. Тут не Кийут, и мы не скюльвенды… Все не так, как представляется, Конфас.

Конфас был ошеломлен. «Тут не Кийут, и мы не скюльвенды…» Что это должно означать?

А Ксерий продолжал так, словно вопрос окончательно закрыт и обсуждать уже нечего:

— А это тот самый легат, о котором ты отзывался с такой похвалой? Мартем, не так ли? Я весьма рад, что он здесь. Я не мог переправить в город достаточное число твоих людей, чтобы заполнить Лагерь Скуяри, поэтому мне пришлось использовать свою эотскую гвардию и несколько сотен городской стражи…

Конфас был захвачен врасплох, однако ответил не задумываясь:

— Но при этом вы одели их в форму моих… в форму армейских пехотинцев?

— Разумеется. Ведь эта церемония не только для тебя, но и для них тоже, не правда ли?

Конфас с бешено стучащим сердцем преклонил колени и поцеловал колено дядюшки.

Гармония… Так приятно. Икурею Ксерию III всегда казалось, что именно к этому он и стремился.

Кемемкетри, великий магистр его Имперского Сайка, заверил императора, что круг — чистейшая из геометрических фигур, наиболее располагающая к исцелению духа. Колдун говорил, что не следует строить свою жизнь линейно. Но на веревках, свернутых кольцом, завязываются узлы, и интрига создается из кругов подозрений. Само воплощение гармонии и то проклято!

— Ксерий, долго ли нам еще ждать? — окликнула его из?за спины мать. Голос у нее дребезжал от старости и раздражения.

«Что, жарко, старая сука?»

— Уже скоро, — отозвался он, глядя на реку.

С носа своей большой галеры Ксерий обводил взглядом бурые воды реки Фай. Позади него сидели его мать, императрица Истрийя, и племянник, Конфас, бурлящий радостью после своей беспрецедентной победы над племенами скюльвендов при Кийуте. Ксерий пригласил их якобы полюбоваться тем, как повезут по реке из базальтовых карьеров Осбея к Момемну его последний памятник. Но на самом деле он сделал это с дальним прицелом — впрочем, любой сбор императорской семьи имел свои далеко идущие задачи. Ксерий знал, что они станут глумиться над его памятником: мать — открыто, племянник — втихомолку. Но зато они не станут — просто не смогут! — отмахнуться от того заявления, что он намерен сделать.

Но зато они не станут — просто не смогут! — отмахнуться от того заявления, что он намерен сделать. Одного упоминания о Священной войне будет достаточно, чтобы внушить им уважение.

По крайней мере на время.

С тех самых пор, как они отчалили от каменной пристани в Момемне, мать заискивала перед своим внучком.

— Я сожгла за тебя на алтаре больше двухсот золотых приношений, — говорила она, — по одному за каждый день, что ты провел в походе. Тридцать восемь собак выдала я жрецам Гильгаоала, чтобы их принесли в жертву…

— Она даже отдала им льва, — заметил Ксерий, оглянувшись через плечо. — Того альбиноса, которого Писатул приобрел у этого невыносимого кутнармского торговца. Да, матушка?

Он не видел мать, но знал, что та сверлит глазами ему спину.

— Я хотела, чтобы это был сюрприз, Ксерий, — сказала она с ядовитой любезностью. Или ты забыл?

— Ах, прости, матушка! Я совершенно…

— Я велела приготовить шкуру, — сказала она Конфасу так, словно Ксерий и рта не открывал. — Такой дар подобает Льву Кийута, не правда ли?

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212