— Да. Возвращаются из паломничества. Может, они знают насчет Священной войны?
— Из какого они племени? — спросил Келлхус. Этот вопрос снова возбудил подозрения Найюра. Этот вопрос был чересчур… скюльвендским для чужеземца.
— Увидим.
Кто бы ни были эти всадники, внезапное появление незнакомцев смутило их не меньше, чем самого Найюра. Небольшая кучка воинов отделилась от отряда и поскакала им навстречу, в то время как остальные сгрудились вокруг того, что выглядело группой пленников. Найюр внимательно рассматривал приближающихся всадников, ища знаки, которые идентифицировали бы их принадлежность к тому или иному племени. Он быстро определил, что это скорее мужчины, чем мальчишки, однако ни на одном из них не было кианских боевых шапок. Это означало, что все они были слишком молоды и не участвовали битве с фаним при Зиркирте. Наконец Найюр разглядел в их волосах пряди, выкрашенные белой краской. Мунуаты.
На него нахлынули образы Кийута: тысячи мунуатов, несущихся по дымящейся равнине навстречу колдовским огням Имперского Сайка. Этим людям как?то удалось выжить.
Едва взглянув на их предводителя, Найюр сразу понял, что этот человек ему не понравится. От него даже на расстоянии исходило ощущение беспокойной заносчивости.
От него даже на расстоянии исходило ощущение беспокойной заносчивости.
Разумеется, дунианин увидел и это, и многое другое.
— Тот, что впереди, видит в нас возможность показать себя, — предупредил он.
— Я знаю. Молчи.
Незнакомцы подъехали вплотную и на скаку осадили коней. Найюр заметил у них на руках несколько свежевырезанных свазондов.
— Я Пантерут урс Муткиус из мунуатов, — объявил предводитель. — А вы кто такие?
Шестеро его родичей сгрудились позади него. Выглядели они необузданными разбойниками.
— Найюр урс Скиоата…
— Из утемотов?
Пантерут окинул их взглядом, с сомнением оглядел свазонды, опоясывающие руки Найюра, потом перевел взгляд на Келлхуса и сплюнул на скюльвендский манер.
— А это кто еще? Раб твой?
— Он мой раб, да.
— Ты дозволяешь ему носить оружие?
— Он рожден в моем племени. Я счел это разумным. В степи нынче неспокойно.
— Что да, то да! — бросил Пантерут. — А ты что скажешь, раб? Ты действительно родился среди утемотов?
Подобная дерзость ошеломила Найюра.
— Ты сомневаешься в моих словах?
— В степи нынче неспокойно, как ты и говорил, утемот. Ходят слухи о шпионах.
Найюр фыркнул.
— О шпионах?
— А как еще нансурцам удалось взять над нами верх?
— Умом. Силой оружия. Хитростью. Я был при Кийуте, малый. То, что там произошло, не имеет никакого отношения к…
— И я тоже был при Кийуте! И то, что я видел, можно объяснить только одним: предательством!
Сомнений быть не могло: мунуат говорил задиристым тоном человека, который жаждет крови. У Найюра зачесались руки. Он взглянул на Келлхуса, зная, что дунианин прочтет все, что надо, по его лицу. Потом снова обернулся к мунуату.
— Знаете ли вы, кто я? — спросил он, обращаясь ко всем людям Пантерута.
Молодого воина это, похоже, застало врасплох. Но он быстро опомнился.
— Да уж, мы про тебя наслышаны! Нет в степи человека, который не смеялся бы над Найюром урс Скиоатой.
Найюр отвесил ему мощную оплеуху.
Мгновенное замешательство, потом все сцепились.
Найюр наехал конем на Пантерута, ударил его во второй раз и вышиб из седла. Потом бросил коня вправо, в сторону от ошеломленных соплеменников своего противника, и выхватил палаш. Когда прочие рванулись следом за ним, хватаясь за собственное оружие, он развернул коня обратно, бросил его в самую гущу мунуатов и зарубил двоих, прежде чем те успели обнажить клинки. Увернулся от рубящего удара третьего, нанес колющий удар, пробил его кожаный, обшитый железными бляхами доспех, проломил ребра и попал в сердце.
Он развернулся, ища взглядом дунианина. Келлхус находился неподалеку. Его конь пятился назад, рядом валялись еще три трупа. На миг они встретились взглядом.
— Сюда скачут остальные, — сказал Келлхус.
Найюр обернулся, увидел воинов из отряда Пантерута, которые рассыпались по склону и неслись на них. В воздухе звенели боевые кличи мунуатов.
Найюр спрятал меч, расчехлил лук и спешился. Укрывшись за своим конем, он наложил стрелу, оттянул тетиву — и один из всадников покатился кубарем со стрелой в глазу. Еще стрела — и второй всадник скорчился в седле, зажимая рукой рану. Стрелы со свистом рассекали воздух, как нож рассекает ткань. Внезапно конь Найюра завизжал, галопом бросился в сторону и принялся бешено брыкаться. Найюр отступил назад, споткнулся о труп. И тут увидел дунианина.
Приближающиеся воины раскрылись, точно рука: ладонь шириной в восемь всадников, едущих бок о бок, намеревалась стоптать дунианина, в то время как еще пятеро, точно пальцы, заходили сбоку и стреляли почти в упор.
В траве мелькали стрелы. Промахнувшиеся мимо цели вонзались в землю, остальные дунианин просто отбивал.
Келлхус присел, снял с седла убитого коня небольшой топорик и запустил его по ровной дуге вдоль склона. Топорик аккуратно, точно притянутый на веревке, вонзился в лицо ближайшего из лучников. Тот упал, его труп, точно моток тяжелой веревки, покатился под ноги коню того лучника, что скакал следом. Второй конь рухнул, ткнулся головой в землю и остался лежать, беспомощно дрыгая ногами.