Пристально глядя на нее, он наклонился и потянул вверх подол ее платья. Она остановила его где?то чуть выше колена.
— Что ты делаешь, Сарцелл?
— Я же сказал: я по тебе соскучился.
— Нет. Не сейчас. От меня воняет…
— Нет, — твердо сказал он, отводя ее руки. — Сейчас! Он поднял льняные складки, так, что получился навес.
Присел, расставив колени как обезьяна.
Ее охватила дрожь, она сама не знала — от страха или от гнева. Он опустил ее хасу. Выпрямился. Посмотрел на нее непроницаемым взглядом. Потом улыбнулся.
В нем было нечто, что делало его похожим на серп, как будто его улыбкой можно было жать пшеницу.
— Кто? — спросил он.
— Что — «кто»?
Он дал ей пощечину. Не сильную, но оттого, казалось, еще более болезненную.
— Кто?!
Она ничего не ответила, развернулась и направилась в спальню.
Он схватил ее за руку, резко развернул, занес руку для нового удара… Заколебался.
— Это был Ахкеймион? — спросил он.
Эсменет показалось, что еще ни одно лицо не было для нее настолько ненавистным. Она ощутила, как между губами и зубами набирается слюна.
— Да! — злобно бросила она.
Сарцелл опустил руку и выпустил ее. На миг он показался сломленным.
— Прости, Эсми, — сказал он глухим голосом. «Но за что, Сарцелл? За что?»
Он обнял ее — крепко, отчаянно. Поначалу она напряглась, но когда он принялся всхлипывать, в ней что?то надломилось. Она сдалась, смягчилась, прижалась к нему, глубоко вдохнула его запах — мирры, пота и кожи. Как мог этот человек, более эгоистичный, чем любой, кого она знала, плакать от того, что ударил такую женщину, как она? Неверную. Распутную. Как он мог…
Она слышала, как он шепчет:
— Я знаю, ты любишь его. Я знаю…
Но Эсменет уже ни в чем не была уверена.
В назначенный час колдун присоединился к Пройасу на холмике, возвышавшемся над огромным и бестолковым станом Священного воинства. На востоке, между стен и башенок Момемна, точно огромный тлеющий уголь, всходило солнце.
Пройас прикрыл глаза, наслаждаясь слабым теплом утреннего солнца. «Сегодня, — и думал, и молился он, — с сегодняшнего дня все будет иначе!» Если то, что ему докладывали, действительно правда, тогда эта бесконечная свара псов и ворон, ворон и псов наконец окончится. Он обретет своего льва.
Он обернулся к Ахкеймиону.
— Примечательно, не правда ли?
— Что именно? Священное воинство? Или эти известия?
Пройаса словно холодной водой окатили. Ему стало неловко, и в то же время он рассердился из?за непочтительности.
Несколько часов назад, вертясь на своей походной койке, он понял, что без Ахкеймиона ему не обойтись. Поначалу его гордость противилась этому: ведь на прошлой неделе он сам сказал, как отрезал: «Я больше не желаю тебя видеть. Никогда». И отказываться от своих слов теперь, когда этот человек ему понадобился, казалось низменным, корыстным. Но нужно ли отказываться от своих слов для того, чтобы их нарушить?
— Как что? Священное воинство, разумеется, — небрежно ответил он. — Мои писцы говорили мне, что более…
— У меня тут целая армия слухов, которые надлежит разузнать, Пройас, — ответил адепт. — Так что давай забудем про тонкости джнана. Просто скажите, чего вы хотели.
По утрам Ахкеймион всегда был несколько резок. Пройас предполагал, что это из?за Снов. Но сейчас в его тоне было нечто большее, нечто похожее на ненависть.
— Акка, я понимаю, ты зол на меня, но тебе придется относиться ко мне с подобающим уважением. Школа Завета связана договором с домом Нерсеев, и, если понадобится, я об этом вспомню.
Ахкеймион взглянул на него испытующе.
— Зачем, Прош? — спросил он, обращаясь к принцу по уменьшительному имени, как в те времена, когда был его наставником. — Зачем ты это делаешь?
Ну что он может сказать такого, чего бы тот и так не знал?
— Не тебе допрашивать меня, адепт.
— Все люди, даже принцы, обязаны отвечать на разумные вопросы. Сперва ты навсегда прогоняешь меня, а потом, не прошло и недели, призываешь меня к себе, и еще требуешь не задавать вопросов?
— Я призывал не тебя! — воскликнул Пройас. — Я призвал адепта Завета в соответствии с договором, который мой отец подписал с твоими начальниками. Либо ты придерживаешься этого договора, либо ты его нарушаешь. Выбор за тобой, Друз Ахкеймион.
Только не сегодня. Он не позволит затащить себя в трясину сегодня! Когда все вот?вот должно измениться… Быть может.
Но у Ахкеймиона, очевидно, были свои планы.
— Ты знаешь, — сказал он, — я думал над тем, что ты тогда говорил. Я почти ничего другого не делал, только сидел и думал.
— Ну и что?
«Только не сегодня, наставник, пожалуйста, отложим это на другой день!»
— Видишь ли, Пройас, есть вера, которая осознает себя как веру, а есть вера, которая принимает себя за знание. Первая признает неопределенность, соглашается с тем, что Бог есть великая тайна. Она порождает сострадание и терпимость. Кто может судить безоговорочно, когда неизвестно, прав ли он? Вторая же, Пройас, вторая уверена во всем и признает таинственность Бога только на словах. Она порождает нетерпимость, ненависть, насилие…
Пройас насупился. И когда он отстанет?
— И она же, по всей видимости, порождает учеников, которые отвергают своих бывших наставников. Да, Ахкеймион?