И нос к носу столкнулся со Стрельнутым.
С ним было ещё трое.
— Ты куда? — спросил Стрельнутый озабоченно.
— В больницу! Там Спартак лежит…
— Не ходи, наверное, — сказал Стрельнутый. — Плохо в городе. Знаешь, что было?
— Знаю! Пан Ярослав Тугерима от дочери отгонял…
— Да нет, сегодня. Судью Сугорака убили, вот что. И кто теперь главный, неизвестно. Вроде как Тугерима отец. А он же вот… — и Стрельнутый показал рукой, в каком состоянии у Тугеримова папаши мозги. — Хочет вас всех перебить. Давно хочет, только скрывал раньше. Их много таких было. Давай мы тебя спрячем, пока всё не кончилось.
— Не могу, — сказал Артур. — Там брат. В больнице. Они идут громить больницу!
— Нет, — сказал Стрельнутый. Оглянулся на своих. Те стояли с непроницаемыми лицами, и только глаза метались. — Пошли вместе. Тачок — наш человек. Нельзя, чтобы плохо было.
— Я не пойду, — сказал один.
— Оставайся, — махнул рукой Стрельнутый. Артурчик знал, что этого человека для Стрельнутого больше не существует.
И они понеслись вчетвером.
Подбежали к больнице сзади в ту минуту, когда спереди уже били стёкла и ломали дверь. Подсадив друг друга, залезли на широкий карниз, оттуда с помощью заброшенной «партизанки» — в окно третьего, верхнего, этажа. Больница была одним из трёх зданий, которые не выросли сами, а были построены из дерева и кирпичей. Больница, обком и тюрьма.
В коридоре была толпа больных — местные и земляне вперемешку. Доктор Вейцель говорил, что между ними нет разницы, и лечил всех. Его ругали: больница содержалась исключительно на средства земной колонии. Он стоял на своём.
Кричали здесь и кричали внизу. Артурчик с друзьями протолкался к лестнице. Несколько милиционеров и несколько врачей сооружали баррикаду.
— Наши уже идут! — крикнул Артурчик, чтобы подбодрить.
Они сбежали на второй этаж и стали искать палату Спартака. Не эта, не эта, не эта… Ага, вот она.
Брат лежал худой и очень красный. Руки его были широкими бинтами прихвачены к кровати, и к сгибу левой руки шёл чёрный резиновый шланг от большой стеклянной бутылки. Бутылка до половины была наполнена какой-то мутной жидкостью.
— Спартак!
Он не пошевелился.
— Что вы тут делаете? Вы кто?
В дверях стояла медсестра тётя Тоня.
— Брат, — сказал Артур.
— А, точно. Узнала. Что делать собрались?
— Ну вот…
— Вынести хотели, — сказал Стрельнутый по-русски. — Поздно.
— Бегите сами, — сказала тётя Тоня. — Проск о чите.
— Тётя Тоня, — сказал Артур, — уберите эту резину… — и потом: — Взяли, ребята.
Брат был лёгкий, как будто высох. Они завернули его в простыни и одеяла — получился свёрток. Можно было нести даже вдвоём.
Внизу на лестнице ударили выстрелы: два и ещё два. Это было так оглушительно, что после показалось: настала тишина.
В этой тишине на лестнице рубились насмерть.
И снова ударили ружья — в самую гущу тел.
Это было так оглушительно, что после показалось: настала тишина.
В этой тишине на лестнице рубились насмерть.
И снова ударили ружья — в самую гущу тел. И пули, и картечь — всё находило свою цель. Наконец те, кто уцелел, бросились назад.
Первый приступ отбили.
Уцелели два милиционера и один врач — из тех, кто взял в руки оружие. Остальные были серьёзно ранены, их унесли перевязывать. Мёртвого милиционера положили в коридоре второго этажа.
— Пошли, — сказал Артур.
Один из друзей Стрельнутого согнулся пополам — его рвало.
— Где же ваша помощь? — судорожно спросил кто-то.
— Идут, — сказал Артур, и как бы в подтверждение его словам невдалеке зачастили выстрелы. Потом они ударили совсем близко, в разбитую дверь заглянула пожилая женщина с ружьём, крикнула: «Всё в порядке!»
— Вот видишь, — сказал Артур Стрельнутому, как будто тот что-то ему доказывал.
— Да, — сказал тот. — Пока да. Надо Тачка спрятать. Понесли.
Ребят не удерживали.
Стрельнутый повел их в район старых домов, где жить было запрещено, но куда всё равно какой-нибудь чудак время от времени заселялся. На пересечении мостков, как чёртик из коробочки, выскочила Лизка. Руки её были в синяках и глубоких царапинах.
— Это ведь ты? — сказала она.
— Я.
— Как дойти до реки? Я заблудилась.
— А отец?
— Он мне дядька… Убили его. Навалились и убили. Я выдралась как-то…
— Пошли пока с нами.
— Эй, что тут происходит?
— Меня Артуром зовут. Это Стрельнутый, это Тушхаз с Ухзаем. А это мой брат, он без сознания. Мы его прячем, — объяснял он на бегу. — Никто не знает, что творится.
— Сюда, — сказал Стрельнутый.
Это был не мосток даже — а чёрт-те что, два железных ржавых троса, провисших над здоровенным старым ползуном, и на тросы набросаны старые доски со здоровенными промежутками: иной раз и побольше шага. Ухзай побежал вперёд, Стрельнутый с Артурчиком тащили Спартака, причём Стрельнутый пятился задом, находя опору для ног каким-то чутьём, не иначе; Тушхаз и Лизка шли сзади, Артур их чувствовал.
Артурчик больше смотрел на синяк внизу, чем на доски. И когда синяк остался позади, почувствовал какую-то такую слабость, что Тушхаз легонько тронул его за плечо:
— Отдай.
И Ухзай перехватил ношу у Стрельнутого. Из-за всего этого хлипкое сооружение раскачалось. Артурчик увидел, что Лизка размахивает руками, восстанавливая равновесие. Он шагнул к ней, но Лизка уже выпрямилась.