Артём понял, что только что смертельно испугался, а теперь вдруг почти обрадовался. Хотя какая тут радость — нагноение. Это на Земле, взрослые помнят, было просто — таблетку съел, и всё прошло. Здесь — можно умереть от простой занозы. Как Лизка Фильчикова в прошлом году.
Но можно и не умереть…
Все по очереди мрачно разглядывали распухшую ногу.
— Какой же ты тупой… — продолжал клевать Артурчик.
— Я тебя правильно понимаю, — вмешался Михель, — Портос должен был сидеть с больной ногой, а не бежать с больной ногой?
— Ну да. Я бы сбегал точно так же, а у него тогда, может, и не нарвало бы. А теперь — теперь-то что? Вон, видишь, как поползло. С каёмочкой. Тут уже просто ножиком ткнуть не сыграет. Тут надо вот так разрез а ть, — Артурчик показал, как именно: три параллельных разреза, длинных, на полноги, — и припарки ставить. Это уже не сидеть, это лежать надо, понял? Дома лежать.
— Ну тупой я, тупой, — махнул рукой Портос. — Так что ж мне, надо было на жопу сесть и сидеть с ногой в обнимку? Кто бы вас нашёл без меня, да ещё к ночи? Ладно, — он поднялся и скривился от боли, — пойду. Лишней обузой не буду. Хватит с вас Олега…
— Ты не тупой, — сказал Артём, — ты просто упёртый… Матери-то что скажешь?
— Правду. Врать, что ли?
— А остальным? Спрашивать-то будут много: и про куда Олег делся, и про пана Ярослава…
— Ой… это точно — спросят. Так. А что отвечать?
— Вот и я думаю: что отвечать?
Все замолчали и уставились друг на друга.
— Слушайте, — сказал страшным шёпотом Михель. — Я буду рассказывать, а вы мне говорите, где я мог что-то пропустить…
…Значит, так: этим вечером экспедиция расположилась лагерем на краю Свалки (ну, помните, где останавливались прошлый раз?) — и вдруг у Портоса на ноге обнаружился гнойник. Олег тут же наладил занемогшего домой — в сопровождении брата, разумеется. Они на обратном пути задержались у пана Ярослава и видели всё, что произошло …
Артурчик открыл и закрыл рот. Он понял. С Портосом идти — ему. И не только потому, что Сп а ртику может стать худо по дороге, но и потому, что там, дома, нужна будет его голова.
— Тогда — почему в коптильне? — спросил он. — И почему без спроса?
— Дёготь с дымни взять, нарыв помазать, чтобы идти легче. А без спросу — потому что пан Ярослав точно ногу располосует, а Сп а ртик забоялся.
— Чёрта бы я забоялся, — сказал Спартак.
А без спросу — потому что пан Ярослав точно ногу располосует, а Сп а ртик забоялся.
— Чёрта бы я забоялся, — сказал Спартак.
— А тут вдруг — забоялся, — поддержал Михеля Артём. — Ты его вообще-то любишь, но когда он колдует — страшно. По-моему, годится?
— Ну, ладно. Забрались мы в коптильню…
— Может, я один забрался? — предложил Артурчик. — Портос в траве сидел, ждал.
— Два свидетеля лучше, чем один, — сказал Михель. — Главное, говорить одно и то же, но разными словами… Пан Ярослав! Можно вас на минутку?
30 декабря 2014 и 16 января 2015 — одновременно (редко, но бывает)
Петька не удержался на ногах — уж слишком резко крутнулся чужой кораблик, в который он по ошибке зашёл. Только что прямо по курсу была ослепительная стена, а теперь вдруг ничего, чернота. И из черноты — четыре оскаленных рыла… это он ещё успел заметить, пол ушёл из-под ног, и Петька вывалился обратно в дверь и скатился по ступенькам. Несколько секунд он пролежал мордой вниз, оглушённый. Или ошеломлённый. В общем, сбитый с толку.
К губам прилип песок.
Петька привстал на четвереньки, встряхнулся. Песок и пучки травы. Что-то было неправильно, и Петька не сразу понял. От каждой травинки падало четыре тени. И от его рук тоже падало по четыре тени — от каждой. Тогда он поднял голову и посмотрел вверх.
Солнце было одно, красноватое, маленькое и далёкое. Зато совсем рядом висели огромные влажные синие шары с белыми перьями облаков. Петьке понадобилось несколько секунд, чтобы понять: главное светило, которое освещает эти планеты, ещё не взошло. Оно за горизонтом…
До горизонта было шагов сто. Может, чуть больше. Оттуда, из-за горизонта, косо торчал срезанный конус вулкана. Вулкан едва заметно курился.
Петька оглянулся назад. Дверь, из которой он выпал, была в стене бревенчатой хижины. У высокого крыльца сбоку стояли мотыги, садовые грабли, топор с длинным топорищем. Окна прикрывали грубые жалюзи из тёмных от времени деревянных реек. На гвозде, вбитом рядом с дверью, висела потёртая до белизны кожаная куртка и древний, тридцатых годов, шлемофон с очками-«консервами».
Петька обошёл вокруг дома. Ничего — только огромный разросшийся розовый куст с чуть вялыми — и даже не вялыми, а томными ленивыми головками необычного алого, с бордово очерченными краями лепестков, цвета. Воздух был насыщен густым, почти осязаемым, ароматом. Позади куста возвышался ещё один вулкан, прикрытый фанерным листом, а справа — третий, самый высокий; из жерла его попыхивало сине-красное пламя давно не чищенной газовой горелки.
Здесь, конечно, здорово, подумал Петька, но ведь надо лететь дальше. Надо лететь дальше… сейчас взойдёт большое солнце…
Этого почему-то хотелось избежать.
Он пошёл, оставив извергающийся вулкан за спиной. Надо думать, через полчаса кругосветное путешествие закончится.