Летом — где-нибудь в Яйле — да ещё после грозы…
Олег отогнал лишние мысли.
— Подъём, — скомандовал он, взвалил на плечи старый выцветший рюкзак и зашагал, не оглядываясь.
* * *
До самого вечера попадалась сущая безделица, за которой и наклоняться-то лениво, и Артём в какой-то момент вообще перестал смотреть под ноги, а наоборот — начал глазеть по сторонам и вверх. Лес тут был странный: старые деревья, когда рвануло, большей частью легли на землю и превратились в труху, только корянные трубы остались, поросшие мхом; а меньшей частью — те, которые устояли, — тоже погибли, но при этом окаменели. Тонкие ветки их посбивало зимними ураганами под ноги, и приходилось блюсти осторожность: кожаную трёхслойную подметку они прокалывали легче шила. Деревья, выросшие после тех событий, стояли длинные, тощие, почему-то всегда наклонённые немного или изогнутые, причём в разные стороны, как попало, а не то чтобы по ветру, или к солнцу, или как-то ещё …
И вот так, разглядывая совсем не то, что следовало, Артём увидел, что у нескольких старых каменных деревьев косо срезаны вершины. Будто летело что-то большое и упало… упало вон там.
В густых колючих кустах.
Кусты — густы…
Артём натянул толстые рукавицы, расчехлил топорик и принялся за работу. Прорубив достаточный коридор, он выбрался обратно и громко позвал остальных.
Кусты маскировали собой продолговатую воронку. Метров пятнадцать в длину, метров пять в ширину. Сквозь мох, устилающий дно, выпирали какие-то металлические рёбра.
— Ух ты… — только и сказал Олег.
— Теперь мы богатые, да? — поинтересовался Артурчик.
— Смотря какой металл, — важно сказал Спартак. — Может оказаться и вообще бесполезный. Помнишь ту трубу?
«Та труба» была найдена не здесь, а в реке: серо-чёрная, толщиной с руку и очень тяжёлая — едва ли в рост человека, а еле-еле доперли её до школьной кузницы. Решили, что свинец. И что же? — стали нагревать, а она возьми да и рассыпься белым порошком…
— Похоже на сталь, — сказал Артём. — На нержавейку.
— Похоже…
— Осторожно, — сказал Олег. — Сначала снимаем мох — от краёв к центру.
Он стал сбрасывать рюкзак и зацепился лямкой за локоть. Сделал движение плечами, не получилось, тогда он крутнулся, что-то зашуршало, подломилось, и мальчишки не успели моргнуть и тем более не успели схватить и поддержать — учитель поскользнулся на мху, съехал в воронку и мгновенно исчез.
Мох задрался, и обнажилась блестящая чёрная поверхность «дикого стекла».
— Это Жерло, — наконец сказал Артём, как будто остальные ничего не видели, а главное, не понимали, что произошло.
* * *
Там, за стенами, был день, но внутри просторного помещения царили мгла, полумгла, неверные тени и красноватые отблески. Потрескивая, остывал горн. По углям всё реже пробегали малиновые и винно-красные червячки жара. Пританцовывали язычки неяркого пламени грубых, коряво отлитых свечек и свечечек. Дневной свет, отсечённый тяжёлой дверью кузни, дрожал на пороге, даже не смея искать случайную щель.
Разводить кощуны следует в темноте.
Широкий верстак был занят весьма необычными для мастерской предметами. Ярослав перебирал их один за другим — оценивая, сортируя, запоминая, что следует поправить, откладывая, что переделать. Шары, утыканные перьями. Шуршащие летучие змеи. Самодельные фейерверки и взрывпакеты. Костяные гирлянды, издававшие неприятный треск даже при лёгком шевелении. Деревянные змеиные головки с мерцающими неживым светом глазками. Беглые сигнальные огоньки. Арбузные грибы с вырезанными в них жуткими рожами.
Рожи, кстати, смазанные по контуру фосфорной мазью, он опробовал только о прошлом годе, получил прекрасные результаты и задним числом удивился, почему так поздно вспомнил об этой чисто земной пугалке, пусть даже известной ему лишь в теории, и то — благодаря неуёмной страсти к чтению. Можно было даже выстроить чёткую теорию, почему так произошло: в своем колдовстве опирался он, главным образом, на продвинутый школьно-студенческий курс физики и химии, на спецкурс военной кафедры, читанный отставником-пограничником, да на глубокое знание слабых мест человеческой натуры, котором он, однако, пользовался с большой оглядкой, — в то время как старый ирландский Дагда, безусловно, ни к физике, ни к химии отношения не имел, будучи порождением магии, колдовства и нечистой силы, в кои Дворжак не верил — а потому активно эксплуатировал.
Главное своё назначение — отпугивать от дома всякую погань — Дагда выполнял, как оказалось, блестяще. Благодаря трём его страхолюдным рожам прошлогоднее нападение было на самом опасном участке даже не отбито, а отведено — причем истерические вопли нарвавшихся на Дагду молокососов были такими заразительными и громкими, что сработали дополнительным пугалом.
Следовало подумать, как бы научить такую рожу летать… Ну, не летать, но скользить вдоль тонкой нити — не так уж сложно. Одну — наверняка успеет. А вот перьевые шары, пожалуй, пора сдавать в утиль — привыкли к ним, никакого эффекта. Или попридержать несколько лет в резерве? Глядишь — и опять толк будет.
Огромная клочковатая тень скачком закрыла дальнюю стену и потолок — Дворжак склонился над столом. Возьмём вот этот, продолговатенький, в донышко хорошая кастрюлька поместится, только не воды нальём, пожалуй, а рапы местной, тяжёлая и неплёская… а в темечко — кольцо и карабинчик, а то крючок может и соскочить… вешаем, внутрь лампадку запускаем, затеплим…