— Я очень почтение тебе к тому, где ты говорил для Барс марцал, — сказал вдруг Рра-Рашт. — Большой-настоящий. Очень правильно для.
Санька как-то не сразу понял, что к чему. Вроде бы ничего необычного… Ах, вот оно что!
Давным-давно, когда группа только начала работать, Барс на автопилоте начал всеми рулить — такая уж у него натура. И однажды Санька очень грубо осадил его, попросту приказав заткнуться.
Через несколько дней пришлось повторить приказ, поставив марцала по стойке смирно.
А потом началась потная повседневная работа, и Санька видел, как Барс по двадцать часов в сутки, таская на себе нелёгонький, в полцентнера, следоскоп (который к тому же вытягивает из тебя все моральные силы, потому что прибор этот в чем-то сродни визиблу), лазает по раскалённым душным недрам сбитого «невольничьего корабля», забираясь в развороченные взрывами коридоры и в какие-то тайные закутки, о существовании которых коты и не подозревали. Надо полагать, модернизацию корабля делали не на заводах, а на какой-то далекой базе силами самих корабельных инженеров…
Кроме того, и Маша бдительно и ревниво за Барсом следила, испытывая к нему что-то вроде родственных чувств.
Этакая приёмная тёща…
И нет ничего странного в том, что сегодня Санька поблагодарил Барса и его помощников за проделанную работу, а потом пожал марцалу руку. Барс сделал всё, что мог, сделал больше, чем мог, буквально вылез из кожи, чтобы снять со стен корабля, с перегородок, с обломков — всю возможную информацию, которая там отпечаталась. Другое дело, что результат пока что нулевой… а с другой стороны, может быть — просто смотрим и не видим?
— Ты не любишь Барс марцал. Можешь зло — доступен. Не делаешь. Хорошо. Мы нет ошибки выбор ты. Теперь говорим опять: маленькие — безопасность, большие — идти назад. Смерть. Зачем. Так?
Санька уже привык к тому, что эрхшшаа способны бесконечно долбить одно и то же. Возможно, это был их способ думать.
— Первый раз, — продолжил Рра-Рашт. — Время назад. Сейчас знаем: много… — он быстро перебрал пальцы, вспоминая нужное числительное, — двенадцать шен-тейр эрхшшаа больше нет. Пять их корабли остаться есть. Большой корабли. Целые.
Санька, привыкший к манере котов изъясняться, перевёл про себя: за последние полгода на двенадцати кораблях, сопровождаемых шен-тейр — бригадами инженеров-эрхшшаа, — что-то произошло. Из двенадцати кораблей семь, надо понимать, погибли, а пять кораблей вернулись — но без котов на борту…
— Знаю где, — продолжал Рра-Рашт. — Ищем ответ?
— На имперских кораблях?
— Знаем где, — подтвердил кот. — Можно быть тихо. Мало люди. Ты и один. И другой Барс марцал. Надо. Ищем будем.
Санька сглотнул.
— Когда улетаем?
— Хорошо, — принял его согласие кот. — Сегодня нет. Завтра. Лететь средний.
«Средний» — значит, около месяца, перевёл про себя Санька, но на всякий случай уточнил:
— Лететь — месяц?
— Легко может быть, — согласился Рра-Рашт. — Месяц, да, примерно. И, — он поднял палец, — никому не знать не объяснять. Секрет.)
Глава третья. САМОЕ СТРАШНОЕ
31-й земной (44-й местный) год после Высадки, 11-го числа 4-го месяца.
То, что гордо именовалось Свалкой, вряд ли когда-либо ею было. Олег приходил сюда не в первый раз, разумеется, и даже не в сотый, но так и не мог смириться с этой картиной давнего опустошения. Что могло рвануть с такой немыслимой силой? Здание, которое сейчас напоминало заросший лозой и мхом полукруглый кратер, построено (или выращено?) было из такого крепкого монолита, что Олег так и не сумел отколоть от стены ни кусочка. Розовато-восковой камень с тёмными прожилками, который больше нигде не встречается…
Интересно, что обломки точно такого же цвета и с такими же прожилками, в изобилии разбросанные повсюду в ближайшей, ближней и не очень ближней округе, — крошатся, как мел. Именно в качестве мела их и используют в школе.
Возле развалин можно не искать: пусто. Взрывом из домов всё вымело далеко-далеко. Можно сказать, к чёртовой бабушке. Кой-какие вещи находили и в сорока километрах отсюда. Но основная масса упала в секторе, который начинается в километре от здания и заканчивается в шести-семи.
Для того, чтобы не бить зря ноги, нужно обладать э-э… не вполне рациональным чутьём. То есть искать там, где, по идее, найти ничего нельзя.
Многие, кто отваживается ходить на Свалку, ходят с лопатами.
Олег считал это слабачеством. То есть лопатку, конечно, нужно иметь — на случай, если хреновина сидит в земле или под корнями и голыми руками не изымается. Но копать всё подряд… ну уж нет. Извращение это.
В тени разрушенного здания они сделали получасовой привал, перекусили ломтиками кривых баклажан и вялеными мясными корешками. Было уже хорошо за обед, и начинался тот пропитанный зноем час, когда над травами поднимается и держится марево запахов — такое плотное, что его приходится раздвигать руками. Случалось, что люди теряли сознание в этом мареве или же уходили куда-то, не помня себя. Олег был к травяным запахам стоек и знал, что ребятишки продержатся тоже. Сегодня, может быть, зной будет не так неистов — всё-таки солнца нет, небо затянуто белёсой светящейся пеленой с сизыми перьями по краям… зато нет ветра — и влажность.