— Зимовье, оно ж за рекой, — удивился Артём. — По дну поедем, пан Ярек? На мосту-то мостовой.
— Учишь батьку детей делать, — покачал головой Ярослав. — Нехорошо. Броды знать надо. Да и машинка эта, мне показалось, не только по земле способна… Ну всё, хватит языками молоть — к делу.
Через пять минут сборы были окончены. Ярослав, преодолевая страх и отвращение, надел шлем. Кораблик чуть слышно зажужжал, приподнялся над землёй и как бы поёрзал на месте, примеряясь к броску. Сыновья смотрели вслед. Раз — и только трепещущие ветки…
Они переглянулись и побежали в другую сторону — экономичный бег короткими шагами, локти прижаты к бокам, раз шаг — вдох, два-три-четыре — выдох.
А примерно через час лощиной прошла группа жувайлов с косицами — шесть человек. В руках у них были дубинки, короткие копья и новенькая прижигалка, выставленная на максимальную мощность…
Над ними парила шпионская птица.
Глава восьмая. БЕЗ ПАНИКИ!
31-й год после Высадки, 12-го числа 4-го месяца.
БЕЗ ПАНИКИ!
31-й год после Высадки, 12-го числа 4-го месяца. Утро
Надо отдать должное матери — она только побледнела, но ничего не сказала. Спартак в больнице у доктора Вейцеля — значит, обойдётся. Вейцель заново изобрёл пенициллин. И руки у него золотые. Всё будет хорошо. Сейчас важнее другое…
— Быстро пошли, — скомандовала она. — Надо рассказать и Климовичам, и Герде Яковлевне. Ах, Олег, ах… — она проглотила слово.
Артур посмотрел на неё и подумал, что первоначальный план придётся чуть подкорректировать: он должен сказать всем, и матери в том числе , одно и то же: они были в коптильне пана Ярослава и видели всё случившееся своими глазами . А то мать заведётся, что врать плохо, надо говорить правду и только правду, взрослые сами разберутся… чёрта лысого они разберутся. Проверено.
То есть — врать, как решили, но всем без исключения. Жаль, что Портос выпал из игры. Когда придёт в себя, немедленно потолковать с ним, предупредить.
За Гердой Яковлевной бегать не пришлось — её встретили по дороге к Климовичам. Она увидела Арамиса и бросилась навстречу:
— Что случилось?
— Успокойся, Герда, — сказала мать. — С Мишкой твоим всё нормально. Просто Спартак заболел, Артур его с полдороги до больницы на себе тащил. Хуже другое… в общем, пошли с нами, Артур всё расскажет.
В доме Климовичей было сыро и почему-то пахло пелёнками, хотя самый маленький, Вовочка, из пелёнок давно вырос. А ещё стены пропитались запахом идеологической войны и непримиримости. Жить в этом доме не хотелось — только спорить, со вкусом, с блеском, поражая противника неожиданными аргументами, жгучими парадоксами и остротой мысли. Странным образом Артурчику это помогло. Едва начав говорить, он ощутил себя в родной стихии иезуитского монастыря и интриганства — как он их себе представлял.
На первый раз — хорошо понимая, что он не последний, — Арамис постарался сделать свой рассказ коротким, понятным, но немножко сбивчивым.
— В общем, так. К обеду мы как раз до пана Ярослава добрались, заправились и дальше почапали. Идём, идём, и вдруг Спартачок наш захромал. Долго сознаваться не хотел, но Олег его всё-таки дожал и осмотрел. В общем, нарывает нога, тут вот, чуть повыше коленки. Там у него давно царапина была, под коростой, никак не заживала. А тут разбарабанило. Ну, не возвращаться же всем, правда? И решили — мы с ним чапаем к пану Яреку, ночуем, он нам припарку делает, повозку даёт — и всё хокей. У Олега ведь как? Сказал — сделали. Не сделали — сами козлы. Подходим к ферме, и тут Спартак заминжевался, да сильно: он мне ногу располосует, мол, лучше сам, боюсь, колдун, то-сё. В общем, дурь гонит, но всерьёз. Он упёртый. Ладно, говорю, давай только в коптильню залезем, из дымогонки жирной сажи наберём, а то и дёгтю нацедим, по дороге ногу мазать будем. Залезли. Ногу я ему дёгтем намазал, перевязал. Пока дёготь собирал и ногу перевязывал, Спартачок зазевал, зазевал — в общем, смотрю: спит. Думаю, правильно: ну, не в доме переночуем, делов-то, а утром всё равно повозку попросим… Короче, и я задремал. Хорошо задремал, как в лоб поленом. И приснилось, что девчонка кричит. Просыпаюсь — точно, кричит. Ничего не понимаю. Спартак проснулся. Потом вижу — а под окороками возятся. Там Тугерим девчонку к земле прижал, рот ей зажимает и юбку рвёт. И ещё один рядом топчется, а двое в сторонке стоят. И тут пан Ярек влетает, хватает кочергу и Тугерима по спине. И второго тоже. К девчонке. Эти двое, другие — в дверь и тикать. Он её утешает, а Тугерим возьми да и помри. Второй как увидел, как разорался.
Второй как увидел, как разорался. Мол, теперь всё. Перережем. И удрал. Спартак говорит — надо быстро в город. Рассказать, что видели. Мы и смылись тихонько, под заварушку. Ушли, а позади пожар. Большой. А Спартак по дороге совсем расклеился, я его уже на волокуше волок, и хорошо, что поп Паша встретился, — а то когда бы ещё доволок. Вот такие дела…
Дед Владлен слушал стоя — и, когда Артурчик замолчал, вмазал кулачищем в стенку так, что всё затряслось.
— Я говорил, что этим кончится. Всё это спланированное одичание… И мы не готовы. Если начнутся погромы, чем мы будем защищаться? Граблями? Топоров, и тех нет. Просвещение несли, понимаешь… доброе слово и кошке приятно… Давно говорил Витальичу: надо создавать отряды самообороны. Мирное сосуществование хорошо, когда оно чем-то подкреплено. А так — это жизнь куска мяса, замороженного на чёрный день. Мы этим абам на хрен не нужны со своим просвещением… Теперь они насилуют наших девочек, а вступился — и тебе конец. Что будет через неделю?