— Нет, мошкары. Это такие… ну, таких полно у нас в Бергене. Были ли интересные телефонные звонки?
— Нет. Здесь у нас только сырный попкорн, «Пепси Макс» и Гэбриел Бирн. Скажи мне, он клевый или в меру староват?
— Клевый. Ты смотришь «Лечение»?
— Первый сезон. Диск три.
— Не думала, что ты любишь калории и DVD. Тренировочные брюки для бега?
— С очень свободной резинкой. Должна же я воспользоваться шансом побыть гедонисткой, пока золотце в отъезде.
— Поменяемся?
— Нет. Мне надо повесить трубку, на случай если будет звонить наш принц. Держи меня в курсе дел.
Катрина положила телефон рядом с рацией, подняла бинокль и посмотрела на дорогу перед домом. В принципе, он мог появиться откуда угодно. Конечно, вряд ли он полезет через решетку, с двух сторон огораживающую рельсы, по которым только что промчался поезд метро, но если он будет двигаться со стороны площади Дамплассен, то может пойти по одной из многочисленных лесных тропинок. Или проникнуть через сады соседских домов по улице Бергслиа, особенно если сейчас небо затянет тучами и станет намного темнее. Но если он чувствует себя в безопасности, то ничто не мешает ему прийти прямо по дороге. Человек на старом велосипеде с трудом катился вверх по склону, виляя из стороны в сторону; возможно, он был не совсем трезв.
Хотелось бы знать, что Харри делает сегодня вечером?
Даже сидя прямо напротив Харри, нельзя было точно знать, чем он занимается. Таинственный Харри. Не такой, как все. Не такой открытый, как Бьёрн Хольм, который вчера сообщил ей, что, сидя у телефона в ожидании звонка, будет по очереди слушать все диски Мерла Хаггарда[47] и есть домашние пирожки с лосятиной из Скрейи. А когда Катрина наморщила носик, он сказал, что после того, как все останется позади, он, блин, пригласит ее на мамины пирожки с лосятиной с картофелем фри и посвятит в тайны музыки кантри. Единственные тайны, что были ему известны. Неудивительно, что парень не женат. Когда она вежливо отклонила предложение, он, похоже, пожалел, что вообще его сделал.
Трульс Бернтсен ехал по району Квадратура, как почти каждый вечер в последнее время. Он ездил то быстрее, то медленнее, то туда, то сюда. Улицы Дроннингенс-гате, Киркегата, Шиппергата, Недре-Шлоттс-гате, Толлбугата. Это его город. Этот город снова будет принадлежать ему.
На полицейской волне не прекращалась болтовня. Коды, предназначенные для него, Трульса Бернтсена, это от него надо было скрывать происходящее. И эти идиоты думали, что добились успеха, что он ничего не понял. Но они его не обманули. Трульс Бернтсен поправил зеркало и бросил взгляд на служебный пистолет, лежащий на куртке на переднем сиденье. Как всегда, все наоборот. Это он их обманет.
Женщины на тротуарах не обращали на него внимания, они узнавали машину и понимали, что он не будет покупать их услуги. Молодой, сильно накрашенный юноша в слишком тесных брюках обвивался вокруг столба со знаком «Парковка запрещена», как вокруг шеста. Он выставил вперед бедро и надул губки, глядя на Трульса, который ответил ему поднятым вверх средним пальцем.
Казалось, что темнота стала чуточку плотнее. Трульс нагнулся к лобовому стеклу и посмотрел вверх. С запада налетала облачность.
Он остановился на красный свет и снова посмотрел на соседнее сиденье. Он обманывал их раз за разом и вот-вот обманет снова. Это его город, никто не сможет явиться и отнять его у Трульса.
Он засунул пистолет в бардачок. Орудие убийства. Это было так давно, но он до сих пор видел перед глазами его лицо. Лицо Рене Калснеса. Слабовольная, по-девичьи красивая рожа гомика. Трульс ударил рукой по рулю. Давай уже зеленый, черт тебя подери!
Сначала он избил его дубинкой.
А потом вынул свой служебный пистолет.
Даже в кровавом месиве лица Трульс разглядел мольбу и услышал бессловесное умоляющее шипение, как из проколотого колеса велосипеда. Бесполезно.
Он выстрелил в переносицу, увидел, как дернулась голова, будто в кино. Потом он сбросил автомобиль с обрыва и уехал оттуда. Отъехав на приличное расстояние, он обтер дубинку и выбросил ее в лесу. Дома в шкафу в спальне у него были запасы. Оружие, приборы ночного видения, пуленепробиваемый жилет и даже винтовка «мерклин», которая, по общему мнению, до сих пор находится на складе улик и конфиската.
Трульс ехал по тоннелям в чреве Осло. Правые политики-автомобилисты называли эти недавно построенные тоннели жизненно необходимыми кровеносными сосудами столицы. Представитель экологической партии в ответ назвал их кишками города: может, они и необходимы, но передвигалось по ним в основном дерьмо.
Трульс маневрировал между съездами и площадками кругового движения, следуя указателям, размещенным в соответствии со старой традицией Осло: ты должен прекрасно знать город, чтобы не попасться на шуточки Управления дорожного движения. Вот он поднялся наверх. Восточный Осло. Его район. На полицейской волне раздалось кудахтанье. Один из голосов заглушил металлический скрежет. Метро. Вот идиоты. Они что, действительно думали, что он не сумеет расшифровать их детские коды? Они были на Бергслиа. Перед желтым домом.
Харри лежал на спине и смотрел на сигаретный дым, медленно восходящий к потолку спальни. Дым рисовал фигуры и лица. Харри знал чьи. Мог назвать их по имени одного за другим. Общество мертвых полицейских. Он подул на них, и они растворились. Он принял решение. Харри не знал точно, когда он это сделал, знал только, что теперь все изменится.