— Я подойду, — сказал Харри.
Он провожал их глазами, пока они шли по столовой к выходу, заметил, как они обменялись взглядами с полицейскими, которые, насколько ему было известно, входили в состав большой следственной группы. Один из них что-то сказал, и за столиком раздался смех.
Харри закрыл глаза и задумался. Он искал ответ на вопрос, что это могло быть, что случилось. Как и Катрина, он спрашивал себя: почему внезапно стало ясно, что им надо искать полицейского? Что-то ведь произошло. Он сконцентрировался, отключился от окружающего мира, почувствовал, как погружается в полудрему. Надо было спешить, пока мысль не исчезла. Он медленно погрузился в себя, нырнул, как глубоководник без фонаря, и стал на ощупь искать нужное во мраке подсознания. Он что-то нашел, пощупал. Это что-то было связано с меташуткой Катрины. Мета. Шутка, которая говорит сама за себя. Наш убийца тоже говорит сам за себя? Мысль ускользнула, и в то же время восходящий поток поднял Харри наверх, назад к свету. Он открыл глаза, и звуки вернулись. Стук тарелок, разговоры, смех. Черт, черт. Он почти поймал эту мысль, но теперь было уже поздно. Он только знал, что эта шутка указывала на что-то, что она подействовала как катализатор на нечто скрытое глубоко внутри его. Нечто, что теперь ему было не уловить, но он надеялся, что оно всплывет на поверхность само по себе. В любом случае реакция принесла результаты, дала направление, точку отсчета. Проверяемую гипотезу. Харри сделал большой глоток кофе, поднялся и направился на террасу выкурить заслуженную сигарету.
В хранилище улик и конфиската Бьёрну Хольму выдали две пластиковые коробки, и он расписался за них в прилагавшихся описях.
Он взял коробки с собой в криминалистический отдел, расположенный в соседнем с Крипосом здании в Брюне, и начал с коробки улик с первоначального убийства.
Первое, что поразило его, была сама пуля, найденная в голове у Рене. Во-первых, она оказалась достаточно сильно деформированной, пройдя через мясо, хрящи и кости, которые, вообще-то, являются мягкими, податливыми материалами. А во-вторых, пролежав год в этой коробке, она не слишком позеленела. Возраст, конечно, не оставляет заметных следов на свинце, но ему показалось, что эта пуля выглядела на удивление новой.
Он пролистал фотографии убитого с места преступления. Задержался на крупном плане, где была изображена сторона лица с отверстием и выступающей сломанной скулой. На сверкающей белой кости имелось черное пятно. Бьёрн достал лупу. Дыра была похожа на дупло в зубе, но в скулах не бывает черных дыр. Пятно бензина из сломанного автомобиля? Кусочек сгнившего листка или засохшей грязи из реки? Он отыскал отчет о вскрытии.
Бьёрн просмотрел его и нашел то, что искал:
«Кусочек черного лака, приставший к maxillaris.[57] Происхождение неизвестно».
[57] Происхождение неизвестно».
Лак на скуле. Патологоанатомы обычно не писали больше того, за что могли ответить, а зачастую немного меньше.
Бьёрн полистал фотографии и нашел изображение автомобиля. Красный. Значит, не автомобильный лак.
Он позвал со своего места:
— Ким Эрик!
Через шесть секунд в двери его кабинета просунулась голова.
— Звал?
— Да. Ты работал на месте убийства Миттета в Драммене. Вы нашли частички черного лака?
— Лака?
— Ну да, например, с ударного оружия, когда бьешь вот так… — Бьёрн показал, подняв вверх сжатый кулак и резко бросив его вниз, как при игре в «камень — ножницы — бумагу». — На коже появляются отверстия, скула ломается и вылезает наружу, но ты продолжаешь бить по кости с такой силой, что при ударах от твоего орудия отлетает лак.
— Нет.
— Хорошо. Спасибо.
Бьёрн Хольм снял крышку со второй коробки, содержавшей материалы по делу Миттета, но заметил, что молодой криминалист по-прежнему стоит в дверях.
— Да? — спросил Бьёрн, не поднимая головы.
— Он был темно-синим.
— Кто?
— Лак. И он был не на скуле. Он был на челюстной кости, на сломанной поверхности. Мы сделали анализ. Это самый обычный лак, используется для покрытия изделий из железа. Хорошо пристает к поверхности и препятствует образованию ржавчины.
— Есть какие-нибудь мысли насчет того, что это за изделие?
Бьёрн увидел, как Ким Эрик буквально вырос на глазах. Он лично обучал его, и теперь учитель спрашивает у ученика, есть ли у того «какие-нибудь мысли».
— Невозможно сказать. Он используется буквально для всего.
— Хорошо, это все.
— Но у меня есть одна мысль.
Бьёрн посмотрел на коллегу, готового разорваться от важности. Он может стать хорошим специалистом.
— Давай.
— Домкрат. В комплекте с каждым автомобилем идет домкрат, но в багажнике его не было.
Бьёрн кивнул. С тяжелым сердцем он ответил:
— У него был «фольксваген-шаран» две тысячи десятого года, Ким Эрик. Если ты проверишь, то выяснишь, что это одна из немногих моделей, в комплектацию которой домкрат не входит.
— А… — Лицо юноши сдулось, как проколотый воздушный шарик.
— Но спасибо за помощь, Ким Эрик.
Конечно, он может стать хорошим специалистом. Но только через несколько лет.
Бьёрн внимательно исследовал содержимое коробки с делом Миттета.
Ничего больше не привлекло его внимания.