— Значит, мы согласны с тем, что это один и тот же убийца, — сделала вывод Беата. — Но тюремный срок Валентина разрушает нашу теорию о том, что он посещает места своих старых преступлений и повторяет убийства.
— И все же, — сказал Бьёрн. — Это первый случай, когда скопирован способ первоначального убийства. Удар в лицо, машина в реке. Это может иметь какой-то смысл.
— Столе?
— Возможно, он чувствует, что стал действовать лучше, ведь теперь он доводит убийства до совершенства, полностью воспроизводя предыдущие.
— Прекратите, — прошипела Катрина. — Вы говорите так, будто он художник.
— Да? — произнес Столе и вопросительно посмотрел на нее.
— Лённ!
Они повернулись. По гравийной дороге сверху шел мужчина в развевающейся гавайской рубашке, с трясущимся животом и прыгающими на ходу кудряшками.
Казалось, что относительно высокая скорость его передвижения была вызвана крутизной склона, а не физической формой его тела.
— Давайте убираться отсюда, — велела Беата.
Они сели в «амазон», и Бьёрн в третий раз попытался завести двигатель, когда в стекло у пассажирского сиденья, на котором находилась Беата, кто-то постучал костяшкой указательного пальца.
Она тихо застонала и открыла окно.
— Рогер Йендем, — сказала она. — У «Афтенпостен»[21] есть вопросы, на которые я могу ответить «без комментариев»?
— Это третье убийство полицейского, — проговорил мужчина в гавайской рубашке, тяжело дыша, и Катрина заключила, что по физическим кондициям он уступает даже Бьёрну Хольму. — Вы нашли какие-нибудь следы?
Беата Лённ улыбнулась.
— Б-е-з к-о-м… — по буквам произнес Рогер Йендем, делая вид, что записывает ее ответ. — Мы поговорили с людьми. Собрали кое-какие факты. Хозяин бензоколонки рассказал, что Миттет заправлялся у него вчера вечером. Ему показалось, что Миттет был один. Значит ли…
— Без…
— …комментариев. Как вы думаете, начальник полиции прикажет вам с этого момента всегда ходить с заряженным служебным оружием?
Беата Лённ подняла бровь:
— Что ты имеешь в виду?
— Служебный пистолет в бардачке у Миттета, вообще-то. — Йендем наклонился и с подозрением оглядел остальных, пытаясь понять, действительно ли они не располагают этой базовой информацией. — Он не был заряжен, хотя рядом лежала целая коробка патронов. Если бы у него был заряженный пистолет, он мог бы спасти свою жизнь.
— Знаешь что, Йендем, — сказала Беата. — На самом деле можешь повторять мой первый ответ. И вообще-то, я бы предпочла, чтобы ты забыл о нашей маленькой встрече.
— Почему это?
Двигатель заработал с тихим урчанием.
— Хорошего дня, Йендем.
Беата начала закрывать окно, но недостаточно быстро, поэтому она услышала следующий вопрос:
— Вам не хватает сами знаете кого?
Хольм нажал на педаль газа.
Катрина увидела, как фигура Рогера Йендема уменьшается в зеркале заднего вида. Но она дождалась, когда они миновали Лиертоппен, и только потом произнесла вслух то, о чем все думали:
— Йендем прав.
— Да, — вздохнула Беата. — Но он больше недоступен, Катрина.
— Знаю, но мы же должны попытаться!
— Попытаться сделать что? — спросил Бьёрн Хольм. — Раскопать могилу человека, объявленного мертвым?
Катрина неотрывно смотрела в окно на монотонный лес, тянувшийся вдоль автострады. Она вспомнила, как однажды пролетала на вертолете над этими местами, над самым густонаселенным районом Норвегии, и как ее поразило, что даже здесь места настолько лесистые и безлюдные. Места, по которым не путешествуют люди. Места, где можно спрятаться. Что даже здесь дома подобны маленьким огонькам в ночи, а автострада — тонкой ленте в непроглядной тьме. Что невозможно видеть все. Что человек должен уметь чувствовать. Слушать. Знать.
Они почти доехали до Аскера, но все это время провели в такой тишине, что, когда Катрина наконец ответила, вопроса еще никто не забыл.
— Да, — произнесла она.
Глава 16
Катрина Братт шла по открытой площади перед «Шато-Нёф», штаб-квартирой Норвежского студенческого союза. Богатые праздники, крутые концерты, ожесточенные дискуссии. Она помнила, что Союз хотел создать себе именно такой имидж. И иногда ему это удавалось.
Студенческий дресс-код с тех пор, как она бывала здесь, изменился на удивление мало: футболки, длинные брюки, очки ботаников, старомодные куртки-дутики и «милитари».
И иногда ему это удавалось.
Студенческий дресс-код с тех пор, как она бывала здесь, изменился на удивление мало: футболки, длинные брюки, очки ботаников, старомодные куртки-дутики и «милитари». Уверенность в стиле одежды призвана закамуфлировать неуверенность, недостаток прилежания, свойственный умным лентяям, страх не состояться в социальном и профессиональном плане. Но эти студенты были рады, что не принадлежали к тем несчастным на другой стороне площади, к которым сейчас направлялась Катрина.
Некоторые из несчастных сейчас выходили ей навстречу из похожих на тюремные ворот, ведущих на территорию учебного заведения. Это были студенты в черной полицейской форме, всегда казавшейся немного великоватой, как бы плотно она ни сидела. Катрина с большого расстояния могла узнать первокурсников: они словно бы все время были заняты тем, что пытались удержаться в центре своего форменного костюма. Их фуражки были надвинуты на глаза так, что тень от козырьков закрывала лица почти полностью — то ли для того, чтобы скрыть неуверенность, напустив на себя суровость, то ли для того, чтобы не встречаться с немного презрительными или даже сочувственными взглядами студентов с другой стороны площади, настоящих студентов, свободных, самостоятельных, настроенных критически по отношению к системе, думающих, интеллектуальных. Студентов, которые зачесывали назад длинные сальные волосы, лежа на лестнице в лучах солнца; которые возвышались от своего падения, вдыхая дым того, что студенты Полицейской академии могли принять за косяк.