Харри, затягиваясь, зажмурил глаза, чтобы горящий кончик сигареты не нарушил его ночного зрения.
— Что скажешь на это, господин начальник полиции?
— Я скажу спасибо, Харри. Спасибо, что помог мне принять решение о расформировании всей группы. Это будет сделано first thing in the morning.[60]
— Значит, ты утверждаешь, что никогда не встречался с Рене Калснесом?
— Не пытайся применить ко мне эти техники ведения допросов, Харри, это я привез их в Норвегию из Интерпола. Все могут случайно наткнуться на фотографии педиков в Интернете, они везде. А нам не нужны следственные группы, которые используют подобные сведения в качестве версий при ведении серьезных расследований.
— Ты не натыкался, Бельман, ты платил за те фильмы своей кредитной картой и закачивал их на свой компьютер.
— Эй, мужик, ты что, не слышишь меня? Разве тебе не интересно то, что запрещено? Если ты закачиваешь фотографии с места преступления в свой компьютер, это не означает, что ты убийца. И если женщина возбуждается от мыслей о насилии, это не значит, что она хочет быть изнасилованной!
Бельман перенес через ограду вторую ногу. Теперь он стоял на другой стороне. Ускользнул. Он одернул куртку.
— И последний добрый совет, Харри. Не трогай меня.
Ускользнул. Он одернул куртку.
— И последний добрый совет, Харри. Не трогай меня. Если не хочешь неприятностей себе. Себе и своей бабе.
Харри видел, как спина Бельмана исчезает в темноте стадиона, теперь ему были слышны только твердые шаги и их приглушенное эхо, разносящееся между трибунами. Харри бросил окурок и наступил на него. Сильно. Попытался втереть его в бетон.
Глава 39
Харри отыскал заезженный «мерседес» Эйстейна Эйкеланна на стоянке у северной стороны Центрального вокзала Осло. Такси стояли кругом и были похожи на остановившийся на ночевку караван, вставший в круг, чтобы легче было обороняться от апачей, налоговой инспекции, конкурентов с более дешевыми тарифами и всеми теми, кто пришел, чтобы отобрать то, что, по их убеждению, по праву принадлежит им.
Харри уселся на переднее сиденье.
— Много у тебя работы сегодня вечером?
— Не убирал ногу с газа ни на секунду, — ответил Эйстейн, осторожно взял губами микроскопическую самокрутку и выпустил дым в зеркало заднего вида, в котором отражалась постоянно увеличивающаяся очередь.
— Сколько часов в смену в твоей машине находится платный пассажир? — спросил Харри, вынимая пачку сигарет.
— Так мало, что я подумываю, не включить ли мне сейчас счетчик. Ой, ты что, читать не умеешь? — Эйстейн указал на табличку «Курение запрещено», налепленную на крышку бардачка.
— Мне нужен совет, Эйстейн.
— Я говорю: нет, не женись. Хорошая тетка эта Ракель, но брак — это беда, а не радость. Послушайся старого мудрого лиса.
— Ты никогда не был женат, Эйстейн.
— Вот об этом я и говорю.
Школьный друг сверкнул желтыми зубами на худом лице и тряхнул головой так, что жидкий хвост стегнул по подголовнику кресла.
Харри прикурил.
— Когда я думаю о том, что пригласил тебя в свидетели…
— Свидетели должны быть собранными, а как же на свадьбе не напиться? Свадьба без пьянки — как тоник без джина.
— Ладно, но мне нужен совет не по поводу брака.
— Выкладывай, Эйкеланн слушает.
Сигаретный дым драл горло Харри. Слизистая уже отвыкла от двух пачек сигарет в день. Он прекрасно знал, что Эйстейн не сможет дать ему никакого совета по этому делу. Как и по другому. Во всяком случае, никакого хорошего совета. Его доморощенная логика и жизненные принципы настолько нефункционально решали насущные вопросы, что могли бы прельстить только особо заинтересованных людей. Несущими конструкциями дома Эйкеланна были алкоголь, холостяцкое существование, девушки низшего пошиба, пытливый разум, к сожалению редко использовавшийся, определенная гордость и способность к самоограничению, выражавшаяся в том, что бо`льшую часть времени он проводил за баранкой такси, а не за рюмкой. Он умел смеяться в лицо жизни и дьяволу, чем восхищал даже Харри.
Харри сделал вдох:
— Я подозреваю, что за убийствами полицейских стоит полицейский.
— Так упрячь его за решетку, — сказал Эйстейн, сплевывая табачную крошку. Внезапно он встрепенулся: — Ты сказал, убийства полицейских? Те самые убийства полицейских?!
— Ага. Проблема заключается в том, что, если я арестую этого человека, он потянет меня за собой.
— Как это?
— Он может доказать, что я убил того русского в «Приходи таким, какой ты есть».
Эйстейн уставился в зеркало заднего вида широко раскрытыми глазами:
— Ты замочил русского?
— Так что же мне делать? Арестовать виновного и пасть вместе с ним? Тогда у Ракели не будет мужа, а у Олега — отца.
— Совершенно согласен.
— С чем согласен?
— Согласен, что тебе надо отмести в сторону тех, кто преграждает тебе путь.
Да и вообще хорошо иметь в запасе такие филантропические мысли, спишь гораздо спокойнее. Я всегда так считал. Помнишь, когда мы воровали яблоки, я сбежал и оставил Треску одного? Он не мог быстро бежать в тех ботиках с таким количеством яблок. И я сказал самому себе, что Треску следует наказать больше, чем меня, ему надо вправить мозги в моральном плане, направить в нужную сторону. Потому что он туда и хотел, в мир правильных, так ведь? А вот я, я хотел быть бандитом, так что же, мне надо было вынести порку из-за нескольких жалких яблок?
— Я не позволю другим остаться виноватыми, Эйстейн.