Харри включил свет. Пол в коридоре был покрыт прозрачным полиэтиленом, на котором отпечатались подошвы с грубым узором. Здесь стояли деревянные ящики для инструментов, молотки, ломы и испачканная краской дрель. Со стен было снято несколько панелей, так что виднелась изоляция. Помимо коридора, в цокольной квартире имелись маленькая кухня, ванная и гостиная с прикрытым занавеской проемом, ведущим в спальню. Ремонтная бригада еще не добралась до спальни, используемой как склад для мебели из других комнат. Для защиты мебели от ремонтной пыли блестящая занавеска была отведена в сторону, а вместо нее проем закрывал толстый непрозрачный полиэтилен, при виде которого Харри вспомнились бойни, холодильники и опечатанные места преступлений.
Он втянул в себя запах растворителей и гнили и пришел к тому же выводу, что и санитарный инспектор: здесь находится не один маленький грызун.
Кровать задвинули в угол, чтобы освободить место для мебели, и в помещении стало так тесно, что было трудно составить впечатление о том, как происходило изнасилование и как фотографировали девушку.
Кровать задвинули в угол, чтобы освободить место для мебели, и в помещении стало так тесно, что было трудно составить впечатление о том, как происходило изнасилование и как фотографировали девушку. Катрина пообещала еще раз сходить к Ирье, чтобы по возможности выйти на след фотографий, но если этот Валентин был их палачом полицейских, то Харри уже знал как минимум одно: он не оставляет после себя фотодоказательств. Он либо уничтожил, либо перепрятал фотографии после отъезда отсюда.
Харри скользил взглядом по полу, стенам, потолку и снова вниз, пока не увидел в окне, выходящем в темный ночной сад, собственное отражение. Помещение вызывало чувство клаустрофобии, но если это действительно было место преступления, то оно не разговаривало с Харри. Все равно, с тех пор прошло слишком много времени, за которое здесь произошло множество разных событий; единственное, что оставалось прежним, — это обои. И запах.
Харри открыл глаза и посмотрел на потолок. Клаустрофобия. Почему это ощущение возникает в спальне, но не возникает в гостиной? Он потянулся своими ста девяноста тремя сантиметрами плюс руки к потолку. Гипсовые панели. Тогда он вышел в гостиную и проделал то же самое. И не дотянулся до потолка.
Иными словами, потолок в спальне оказался приспущенным. Так строили в семидесятые годы для экономии электроэнергии и тепла. А между старым и новым потолком должно было остаться место. Для тайника.
Харри вышел в коридор, взял из ящика лом и вернулся в спальню. Его взгляд упал на окно, и он замер. Харри знал, что его глаз автоматически реагирует на движение. Он постоял две секунды, всматриваясь и прислушиваясь. Ничего.
Он снова сосредоточился на потолке. На нем не было никаких следов, но это и понятно, в гипсовой панели можно вырезать большое отверстие, потом его заделать, зашпатлевать и покрасить весь потолок. Харри решил, что это можно проделать за полдня, если работать эффективно.
Он встал на кресло, поставив ноги на подлокотники, и направил кончик лома в потолок. Хаген прав: если следователь без полицейского удостоверения и ордера на обыск разломает потолок без согласия владельцев помещения, суд наверняка не примет к сведению возможные доказательства, добытые таким путем.
Харри ударил. Лом пробил потолок с глухим стоном, и на лицо ему посыпался белый мел.
Харри был не полицейским, а всего лишь сторонним консультантом, не участником следственных действий, а частным лицом, которое, соответственно, следовало лично привлечь к ответственности и осудить за вандализм. И Харри был готов ответить за свой поступок.
Он закрыл глаза и отвел лом. На лоб и плечи посыпались кусочки гипса. И запах. Теперь он стал еще сильнее. Харри снова занес лом, увеличил отверстие и огляделся в поисках того, что можно было бы поставить на кресло, чтобы заглянуть в получившуюся дыру.
И вот опять. Движение у окна. Харри спрыгнул на пол и подошел к окну, приставил к стеклу ладони, чтобы загородить свет, и склонился к стеклу. Но, кроме силуэтов яблонь, он ничего не смог разглядеть. Некоторые ветки легко покачивались. Что, начался ветер?
Харри снова повернулся лицом к комнате, увидел большой пластмассовый ящик из IKEA, поставил его на кресло и уже хотел забраться наверх, как вдруг со стороны коридора раздался какой-то звук. Щелчок. Он остановился и прислушался. Но больше звуков не было. Харри встряхнулся. Просто старый деревянный дом трещит под порывами ветра. Он взобрался на верх пластмассового ящика, осторожно выпрямился, оперся руками о потолок и просунул голову в отверстие в гипсовой панели.
Вонь была настолько пронзительной, что глаза его моментально наполнились слезами, и ему пришлось напрячься, чтобы продолжать нормально дышать. Запах был ему знаком. Мясо в той стадии разложения, когда оно испускает газы, опасные для того, кто их вдыхает. Только однажды он вдыхал запах такой же силы: когда они обнаружили труп, пролежавший в темном подвале два года, и проделали дырку в полиэтилене, в который он был завернут.
Нет, вонял не грызун и даже не семейство грызунов. Внутри было темно, свет не попадал в отверстие, но прямо перед Харри что-то лежало. Он ждал, пока зрачки медленно расширялись, чтобы видеть при таком скудном освещении. А потом он увидел. Дрель. Нет, электрический лобзик. Но позади лобзика было еще что-то, чего Харри не мог разглядеть, просто ощущал физически. Что-то… У него внезапно перехватило горло. Звук. Шаги. Под ним.
Он попробовал вынуть голову из дыры, но она как будто уменьшилась в размерах и сжалась вокруг его шеи, пытаясь замуровать его вместе с мертвыми. Чувствуя приближение паники, Харри просунул пальцы между шеей и неровным краем отверстия и стал отрывать от него куски. Он высвободил голову.