Микаэль не пытался лгать и говорить, что он был там не вместе с Исабеллой. Надо отдать ему должное. Он был не настолько глуп, чтобы не понять: она знает. Он уверял, что ей не надо просить его завершить эту интрижку, что он только что закончил ее по собственной инициативе еще перед тем, как Исабелла ушла из гостиницы. Он употребил именно это слово, «интрижка». Наверняка он тщательно подбирал его, оно делало всю ситуацию незначительной, неважной и грязной, словно воспоминания о ней можно вымести поганой метлой и забыть. А вот слово «отношения» прозвучало бы совсем иначе. В то, что он «закончил» все в гостинице, она не верила ни секунды, уж слишком хорошее настроение было у Исабеллы. Но следующие его слова были правдой. Если все всплывет наружу, то скандал навредит не только ему, но и детям, и ей самой, хоть и не напрямую. И более неподходящего времени для такого скандала нельзя представить. Председатель городского совета хотел поговорить с ним о политике, его желают видеть в партии, которую тот представляет. В партии его считают интересным кандидатом в будущие политики. Он как раз такой человек, какого они искали: молодой, амбициозный, популярный, успешный. Был успешным до того убийства полицейского, разумеется. Но как только он его раскроет, они сядут и обсудят его будущее: собирается ли он продолжать работу в полиции или уйдет в политику, где, как считал Микаэль, он мог бы многого добиться. Не то чтобы Микаэль определился с тем, чего хочет, но совершенно очевидно, что скандал с любовными похождениями навсегда закроет перед ним эту дверь.
А потом, конечно, дело в ней и детях. Его карьера — ничто по сравнению с тем, чем могла бы стать для него потеря жены и детей. Улла прервала его до того, как его сочувствие к себе достигло небесных высот, сказав, что она обдумала случившееся и ее выводы совпадают с его. Карьера Микаэля. Их дети. Жизнь, прожитая вместе. Она просто сказала, что прощает его, но он должен пообещать ей больше никогда, никогда не общаться с Исабеллой Скёйен, за исключением мероприятий с участием других людей, где он будет присутствовать в качестве начальника полиции. Микаэль казался немного разочарованным, как будто он приготовился к удару, а не к маловыразительной стычке, закончившейся ультиматумом, принять который ему совсем не трудно. Но тем вечером, после того как дети улеглись спать, он проявил инициативу и впервые за несколько месяцев занялся с ней сексом.
Улла увидела, что Трульс включил двигатель и поехал. Она ничего не сказала Микаэлю о своих подозрениях и не собиралась этого делать. К чему бы это привело? Если она права, то Трульс будет продолжать шпионить и поднимет тревогу, если договор о запрете общаться с Исабеллой Скёйен будет нарушен.
Автомобиль скрылся, и на район вилл вместе с облаком пыли опустилась тишина.
Автомобиль скрылся, и на район вилл вместе с облаком пыли опустилась тишина. И в голове у Уллы внезапно возникла одна мысль. Разумеется, дикая и совершенно неприемлемая мысль, но мозг — плохой цензор. Она и Трульс. В спальне, здесь. Просто месть, конечно. Она отбросила от себя эту мысль так же быстро, как та ворвалась в ее сознание.
Грязь, серыми слюнями стекавшую по лобовому стеклу, смыло дождем. Вертикальными сильными струями дождя. Дворники вели ожесточенную борьбу со стеной воды. Антон Миттет ехал медленно. На улице было совсем темно, и вдобавок из-за потоков воды перед глазами все плыло и искажалось, как будто он был пьян. Он посмотрел на часы своего «фольксвагена-шарана». Когда три года назад они покупали машину, Лаура настояла на приобретении этой семиместной модели. Антон мог бы тогда спросить в шутку, не собирается ли она завести большую семью, если бы не знал, что она боится оказаться в момент аварии в маленькой машине. Ну, Антон тоже не хотел попасть в аварию. Он хорошо знал эти дороги и знал, что шансы встретить движущуюся встречным курсом машину в это время суток малы, но не искушал судьбу.
Пульс тяжело стучал в висках по большей части из-за раздавшегося двадцать минут назад телефонного звонка, но еще и потому, что сегодня он не выпил свой кофе. Он перестал чувствовать его вкус после получения результатов анализа. Глупость, конечно. И вот теперь привыкшие к кофеину сосуды сузились, и головная боль звучала в его голове неприятной ритмичной фоновой музыкой. Он читал, что абстинентный синдром у кофеинозависимых проходит через две недели. Ему хотелось кофе. Ему хотелось вкусного кофе. Вкусного, как мятный язык Моны. Но теперь, когда он пил кофе, он не ощущал ничего, кроме горького привкуса таблеток снотворного.
Он набрался смелости позвонить Гуннару Хагену, чтобы рассказать, что перед смертью пациента его кто-то опоил. Что он спал, пока кто-то находился в палате, и хотя врачи констатировали смерть от естественных причин, это не может быть правдой. И им необходимо провести новое, более обстоятельное исследование трупа. Он звонил два раза. Ему никто не ответил. Он не оставил сообщения на автоответчике. Правда, он пытался. И попытается снова. Потому что это всегда настигает. Вот как сейчас: это случилось снова, кого-то убили. Он притормозил и свернул с шоссе на гравийную дорогу, ведущую в Эйкерсагу, снова дал газ и услышал, как о колеса бьются маленькие камешки.