— Вот, я тебе тоже принес кофе, — сказал он, подходя к ней.
Лет двадцать? Немного больше. Может, двадцать два.
— Спасибо, у меня с собой, — ответила она, вынимая термос из маленького рюкзачка, стоящего рядом со стулом.
В ее интонации прозвучал почти незаметный скачок, остаток диалекта, скорее всего северного.
— Этот лучше, — заметил Антон, по-прежнему протягивая ей кофе.
Она помедлила, а потом взяла стаканчик.
— К тому же он бесплатный, — добавил Антон и тактично убрал руку за спину, прижав обожженные пальцы к холодной ткани пиджака. — У нас практически собственная кофеварка. Она находится в коридоре у…
— Я видела ее, когда пришла, — ответила она. — Но в инструкции написано, что мы ни на секунду не должны отходить от двери в палату пациента, поэтому я принесла кофе из дома.
Она находится в коридоре у…
— Я видела ее, когда пришла, — ответила она. — Но в инструкции написано, что мы ни на секунду не должны отходить от двери в палату пациента, поэтому я принесла кофе из дома.
Антон Миттет сделал глоток из своего пластикового стаканчика.
— Это хорошо. Но сюда ведет только один коридор. Мы находимся на четвертом этаже, между нами и кофеваркой нет дверей, ведущих на другие лестницы или выходы. Так что мимо нас невозможно проскользнуть, даже если мы пошли за кофе.
— Что ж, вы меня успокоили, но я, пожалуй, буду следовать инструкции.
Она быстро улыбнулась. А потом, возможно чтобы сгладить скрытое порицание, глотнула из стаканчика.
Антон почувствовал легкий укол раздражения и почти уже собрался сказать что-нибудь насчет самостоятельного мышления, которое приходит с опытом, но не успел до конца сформулировать свою мысль — его внимание привлекло кое-что в глубине коридора. Казалось, что в их сторону плывет по воздуху некое белое создание. Он услышал, как поднялась Силье. Создание приняло более определенную форму. Превратилось в полную блондинку в одежде медсестры. Антон знал, что сегодня ночью она дежурит, а завтра вечером свободна.
— Добрый вечер, — сказала медсестра с шутливой улыбкой, подняла вверх два шприца, подошла к двери и взялась за ручку.
— Подождите, — выступила вперед Силье. — Я должна внимательно прочитать ваше удостоверение. Вы знаете сегодняшний пароль?
Медсестра удивленно посмотрела на Антона.
— Если, конечно, мой коллега не позволит вам войти, — добавила Силье.
Антон кивнул:
— Конечно входи, Мона.
Медсестра открыла дверь, и Антон посмотрел ей вслед. В тускло освещенной палате ему были видны аппараты, окружающие койку, и пальцы ног, торчащие из-под одеяла. Пациент был так высок, что им пришлось искать для него особо длинную кровать. Дверь закрылась.
— Хорошо, — сказал Антон.
Он улыбнулся Силье и заметил, что ей случившееся не понравилось. Что она сочла его мужским шовинистом, только что поставившим оценку более молодой коллеге женского пола. Но она ведь студентка, черт возьми, и на практике должна набираться опыта у старших коллег. Он стоял, покачиваясь на каблуках, не зная, с какого конца начать. Девушка его опередила:
— Я уже говорила, что изучила инструкцию. А вас, наверное, дома ждут.
Он поднес пластиковый стаканчик к губам. Что она знает о его семейном положении? Не нафантазировала ли чего-нибудь насчет его и Моны? Например, что он пару раз подвез ее вечером домой и этим дело не кончилось?
— Наклейка с медвежонком на вашей сумке, — произнесла Силье, улыбаясь.
Антон сделал большой глоток. Кашлянул.
— У меня есть время. Поскольку это твое первое дежурство, ты можешь, пользуясь случаем, задать мне вопросы, если они у тебя есть. Не всегда все записано в инструкции, знаешь ли. — Он сменил тон, надеясь, что она услышит и поймет подтекст.
— Как хотите, — ответила Силье с той раздражающей самоуверенностью, какую могут позволить себе только люди моложе двадцати пяти. — Пациент в палате. Кто он?
— Этого я не знаю. Это тоже написано в инструкции. Он аноним и должен оставаться таковым.
— Но кое-что вы ведь знаете?
— Разве?
— Мона. Вы не станете называть человека по имени, если не общались с ним раньше. Что она рассказывает?
Антон Миттет посмотрел на нее. В общем-то, красивая, но нет в ней ни теплоты, ни шарма. Слишком худая на его вкус. С неприбранными волосами и приподнятой верхней губой, открывающей неровные передние зубы. Но она была молода. Тело ее под формой было крепким и тренированным, это он знал наверняка.
Интересно, если бы он рассказал ей то, что знал, то по какой причине? Потому что бессознательно просчитал, что доброжелательность с его стороны повысит шансы переспать с ней с нуля до одной десятой процента? Или потому, что девочки вроде нее становятся старшими инспекторами или следователями по особо важным делам в течение пяти лет и когда-нибудь будут его начальницами, ведь он навсегда останется простым полицейским, поскольку драмменское дело ему не забудут, оно как стена, как пятно, которое невозможно вывести.
— Покушение на убийство, — сказал Антон. — Потерял много крови. Говорят, при поступлении в больницу у него едва прощупывался пульс. Все время пролежал в коме.
— Зачем его охраняют?
Антон пожал плечами:
— Потенциальный свидетель. Если выживет.