поведение или избить до крови. Даже аристократы секли своих детей — это была норма. Но он был их наследником, единственным ребенком. Поэтому моим родителям
заплатили и взяли меня в замок. Владелица поместья выбрала меня за красивое лицо. Когда вампирша, которая меня превратила в вампира, наложила на меня руки,
она тоже сказала, что ее привлекла моя красота.
— Погодите!
Он повернулся ко мне, глядя в упор темно-синими глазами.
— Это великолепное тело и лицо — это же все вампирская иллюзия? Ведь таких красивых не бывает?
— Я вам уже говорил, что это не моя сила заставляет вас видеть то, что вы видите. По крайней мере далеко не всегда.
— Серефина сказала, что вы были мальчиком для всех вампиров, которые вас хотели. Что она имела в виду?
— Вампиры убивают ради еды, но других превращают и вампиров по многим причинам. Некоторые — ради денег, богатства, даже титула, ради любви, а меня
превратили в вампира ради похоти. Когда я был молод и слаб, меня передавали из рук в руки. Когда я кому-нибудь приедался, всегда находился другой.
Я смотрела на него в ужасе.
— Да, правда. Если бы вы придумали историю, она была бы не такой.
— Правда часто бывает неприятной или противной. Вы этого не замечали, ma petite?
Я кивнула:
— Да. Серефина стара. Я думала, вампиры не стареют.
— Мы сохраняем возраст, в котором умираем.
— Вы знали Серефину, когда были молоды?
— Да.
— Вы с ней спали?
— Да.
— Как вы могли позволить ей прикоснуться к вам?
— Меня подарил ей Мастер, по сравнению с которым она даже при своих новых способностях и силах слаба. У меня вряд ли был выбор. — Он смотрел на меня в
упор. — Она знает, чего ты хочешь. Твое самое жгучее желание, твою самую сокровенную потребность, и она претворяет их в жизнь — или создает такую иллюзию.
Что
она предложила вам, ma petite? Что она могла такого вам предложить, что чуть не победила вас?
Я отвернулась — не хотела смотреть ему в глаза.
— А что она предложила вам много лет назад?
— Силу.
При этом ответе я подняла голову:
— Силу?
Он кивнул.
— Силу, чтобы уйти от них от всех.
— Но ведь сила стать Мастером Вампиров не могла не быть у вас с самого начала. Ее никто дать не может.
Он улыбнулся, но грустно.
— Теперь я это знаю, но тогда я думал, что лишь она может спасти меня от целой вечности, полной…
Он не договорил и погрузился в воду, оставив на поверхности только черные локоны. Потом сел, громко выдохнув и смаргивая с глаз пену. Вода стекала с
черных густых ресниц. Он провел руками по волосам, расправляя их по плечам.
— У вас не было таких длинных волос, когда мы познакомились.
— Мне казалось, что вы предпочитаете мужчин с длинными волосами.
— А как они могут расти, если вы мертвы?
— Вот вопрос, над которым вы можете подумать, — сказал он, снова расправил волосы, отжимая их концы. Потом протянул руку за полотенцем.
Я поднялась на ноги.
— Оставляю вас, чтобы вы могли одеться.
— Джейсон и Ларри вернулись? — спросил он.
— Нет.
— Тогда я не буду одеваться.
Он встал, обматывая себя полотенцем. Мелькнул голый бок, по нему стекала вода. Полотенце появилось в поле зрения как раз вовремя. Я убежала.
30
Я свернулась в кресле, самом далеком от двери в спальню. Но смотрела на дверь. Черт возьми, я хотела сбежать из номера, но зачем? Это же не Жан-Клоду я
не доверяю, это я не доверяю себе. Твою мать!
Я потрогала пистолет в кармане халата. Гладкий, твердый, внушающий уверенность, но сейчас он вряд ли мне поможет. Насилие — с этим я легко разбираюсь.
Желание порождает куда больше проблем.
Я честно не хотела с ним спать, но где-то в глубине души надеялась еще раз глянуть на обнаженное тело. Наверное, на длинную плавную линию обнаженных
бедер. Или… Я прижала ладони к глазам, будто этим могла убрать образ из головы.
— Ma petite?
Его голос звучал уже не из ванной. Ближе.
Я не хотела смотреть, будто как сказала бы бабуля Блейк, ослепнуть боялась. Я чувствовала, что Жан-Клод стоит передо мной. Ощущала движение воздуха. И я
стала опускать руки по миллиметру. Он стоял передо мной на коленях, обернутый в белое махровое полотенце.
Я опустила руки на колени. На его коже еще блестели капельки воды. Волосы он расчесал, но они остались мокрыми, шелковисто-черными, и лицо у него было
проще, не такое ухоженное. Глаза казались синей, когда их не обрамляли волосы.
Он положил руки на подлокотники моего кресла и приподнялся. Его губы коснулись моих в легком, почти целомудренном поцелуе. Он отодвинулся от меня,
отпустив кресло.
У меня сердце билось в горле, и не от страха. Жан-Клод коснулся моих рук, приподнял их. Положил на свои голые плечи. Кожа была теплой, гладкой, мокрой.
Он держал меня за запястья — очень легко, чуть-чуть.
Кожа была теплой, гладкой, мокрой.
Он держал меня за запястья — очень легко, чуть-чуть. Я могла бы в любой момент освободиться. Он повел мои руки вниз по своему телу.
Я высвободилась. Он ничего не сказал, ничего не сделал. Только стоял на коленях и смотрел. Ждал. Я видела, как бьется жилка у него на шее, и мне хотелось
до нее дотронуться.
Скользнув руками по его плечам, я придвинулась лицом к нему. Он стал приближаться для поцелуя, но я ладонью скользнула по линии его лица, отворачивая его