вмешательство в полицейское расследование. Вот тебе и благодарность! Не день, а сплошной провал. Единственный человек, который стал со мной говорить, был
Дольф. Он смог мне сообщить только, что не нашли ни следов Джеффа Квйнлена, ни тела его сестры. Магнуса тоже никто не видел. Копы допрашивали свидетелей,
искали следы, а я теребила пальцы, но никто из нас ничего полезного не сделал.
Закат я наблюдала с чувством облегчения — наконец-то хоть что-то начнется. Ларри ушел в свой номер. Я его не просила. Возможно, он не хотел мешать мне
уединиться с Жан-Клодом. Не слишком утешительная мысль. Зато он хотя бы со мной разговаривал — хоть он один.
Я открыла шторы и смотрела, как темнеет за окном. Зубы чистить мне пришлось в номере у Ларри — собственная ванная вдруг оказалась недоступной. Я не
хотела смотреть на голого Джейсона, а на Жан-Клода — так уж точно. И потому часть дня провела у Ларри.
Я услышала звук отворяемой двери, но не обернулась. Я знала, кто это.
— Привет, Жан-Клод.
— Добрый вечер, ma petite.
— Добрый вечер, ma petite.
Я повернула голову. В комнате стояла почти полная темнота. Единственный свет падал из окна от уличных фонарей и неоновой вывески отеля. В этот неверный
свет и вышел Жан-Клод. Высокий воротник полностью закрывал шею. Жемчуга пуговиц держали края воротника, и лицо Жан-Клода было будто в раме из белой материи.
Не меньше дюжины пуговиц сияли на его груди. Приталенный пиджак, настолько черный, что его почти не видно. Видны только манжеты, широкие, накрахмаленные,
наполовину закрывающие кисти рук. Жан-Клод поднял руку к свету, и манжет съехал на запястье, не сковывая движение. Черные узкие брюки заправлены в черные же
сапоги почти до бедра — казалось, он весь облит черной кожей. И черные на черном пряжки держали всю эту кожаную сбрую.
— Вам нравится? — спросил он.
— Да, стильно.
— Стильно? — В одном этом слове прозвучала едва уловимая насмешка.
— Вы не умеете реагировать, на комплименты.
— Это был комплимент? Тогда прошу прощения, ma petite. Благодарю вас.
— Не за что. Можем мы теперь забрать ваш гроб?
Он выступил на свет, чтобы я видела его лицо.
— У вас это так просто получается, ma petite.
— А разве нет?
Молчание — такое густое, будто в комнате никого нет. Я чуть не окликнула его, но вместо этого подошла к бару и включила над ним лампочку. Комната
осветилась слабым белым сиянием, как пещера. При свете мне было лучше. Но теперь, повернувшись к нему спиной, я не ощущала присутствия Жан-Клода. Было
ощущение пустой комнаты. Я обернулась к нему. Он сидел в кресле. Даже когда я на него смотрела, не было заметно ни малейшего движения. Как стоп-кадр в
ожидании, когда ленту пустят дальше.
— Лучше бы вы этого не делали, — сказала я.
Он повернул ко мне голову. Глаза его были непроницаемо темны, но в них мелькали еле заметные искорки.
— Чего не делал, ma petite?
Я покачала головой.
— Ничего, не важно. Так какие сложности сегодня ночью? У меня такое чувство, будто вы мне ничего не говорите.
Он встал одним плавным движением, словно какую-то часть этого процесса опустил — просто оказался на ногах.
— Серефина может бросить мне вызов сегодня ночью — это не противоречит нашим правилам.
— Серефина — имя Мастера?
Он кивнул.
— Вы не боитесь, что я сообщу его копам?
— Я. возьму вас к ней, ma petite. У вас не будет времени наделать глупостей от нетерпения.
Если бы я вот так застряла на целый день, когда нечего делать, но знала бы имя, попыталась бы я найти ее сама? Да, наверное.
— Ладно, тогда пошли.
Он заходил по комнате, улыбаясь и качая головой.
— Ma petite, вы понимаете, что произойдет, если Серефина бросит мне вызов?
— Нам придется драться.
Он остановился и вышел на свет. Скользнул в кресло.
— У вас совсем нет страха. Вы нисколько не боитесь.
— Бояться — это не помогает. Быть готовым — помогает. Вы ее боитесь?
Я вгляделась, пытаясь прочесть мысли за этой красивой маской.
— Я не боюсь ее силы. Я считаю нас почти равными в этом смысле, но скажем так: я настороже. При прочих равных условиях я на ее территории, а со мной
только один из моих волков, мой человек-слуга и мсье Лоранс. Не та демонстрация силы, которую выбрал бы я при встрече после двух столетий.
— Почему вы с собой больше никого не взяли? Хотя бы вервольфов.
— Было бы у меня время выговорить больший размер свиты, я бы это сделал, но в такой спешке… — Он глянул на меня. — Не было времени торговаться.
— Вы в опасности?
Он рассмеялся, и этот смех не был совсем уж приятным.
— Она спрашивает, в опасности ли я! Когда Совет попросил меня разделить мою землю, мне было обещано, что отделяемая часть достанется тому, чья сила не
превосходит мою. Но они не думали, что я появлюсь на ее территории столь неподготовленным.
— Кто они? Что за Совет?
Он склонил голову набок:
— Вы действительно, проведя среди нас столько времени, не слышали о совете?
— Да расскажите, и все.
— У нас есть Совет, ma petite. Он существует уже очень давно. Это не столько руководящий орган, сколько, возможно, суд или полиция. До того, как ваши
суды дали нам гражданство, у нас было очень мало правил и только один закон. «Да не привлечешь ты к себе внимания». Именно этот закон и забыл Тепеш.
— Тепеш, — сказала я. — Влад Тепеш? Дракула?
Жан-Клод только молча смотрел. Лицо его было непроницаемым — полностью лишенным выражения. Прекрасная статуя, если только у статуи глаза могут сверкать,