магия. Магнус, значит, ты пил его кровь годами, еще с юности? Вот откуда у тебя вдруг такая сила. А мы-то думали, что она пришла вместе со зрелостью.
— Боюсь, что нет, милая сестрица.
Она плюнула ему в лицо.
— Наша семья теперь проклята, привязана навечно к этой земле в наказание за то, что сделал. Последний раз, когда кто-то пытался пить его кровь, Кровавые
Кости вырвался на свободу.
— Он десять лет надежно здесь заключен, Дорри.
— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что эта туманная тварь, которую ты вызвал, не ходила пугать детей?
— Погодите, — сказал Ларри. — Зачем этой твари пугать детей?
— Я тебе говорила, это детская страшилка. Она ест плохих детей.
У меня возникла догадка — ужасная догадка. Я видела, как вампир работал мечом, но уверена ли я, что видела именно это? Нет.
— Когда эта тварь вырвалась и стала истреблять индейское племя, она действовала оружием или голыми руками?
Дорри обернулась ко мне:
— Не знаю. А это важно?
— Боже мой! — выдохнул Ларри.
— Это может быть очень важно, — сказала я.
— Эти убийства здесь ни при чем, — возразил Магнус. — Кровавые Кости не может проявить себя физически. Я за этим проследил.
— Ты уверен, дорогой братец? Абсолютно уверен? — Голос Дорри резал и полосовал, она действовала презрением как оружием.
— Да, уверен.
— Надо, чтобы на это посмотрела колдунья. Мне здесь не хватает знаний, — сказала я.
— Понимаю, — кивнула Дорри. — И чем скорее, тем лучше.
— Разбитый Череп и Кровавые Кости не имеет отношения к этим убийствам, — сказал Магнус.
— Ради твоего же блага, Магнус, надеюсь, что ты прав, — ответила я.
— Он сидит под замком из индейской, христианской и фейри-магии, — заявил Магнус. — Ему не вырваться.
Я медленно обошла насыпь. Махровые цветы отступали с дороги. Я пыталась смотреть на ноги, но от этого кружилась голова, потому что цветы раздвигались и
при этом оставались на месте — будто пытаешься проследить, как они расцветают. Это происходит, но самого события никогда не удается наблюдать.
Оставив в покое цветы, я сосредоточилась на насыпи. Я не пыталась ощутить мертвых, и потому дневной свет не мешал. Здесь была магия, много магии. И что-
то в ней имело знакомый вкус, и это не было христианской магией.
— Здесь заложена какая-то магия смерти, — сказала я, обойдя насыпь и оказавшись перед Магнусом. — Человеческая жертва?
— Не совсем, — сказал Магнус.
— Мы никогда не приносили человеческих жертв, — добавила Дорри.
Она, может, и нет, но в Магнусе я не была так уверена. Хотя вслух я этого не сказала — Дорри и без того достаточно была расстроена.
— Если не жертва, то что?
— В трех холмах похоронены наши мертвецы. И каждая смерть — это как кол в клетку старого Кровавые Кости, — сказал Магнус.
— Как вы смогли потерять след, какие холмы принадлежат вам? — спросила я.
— Тому уже больше трехсот лет, — ответил Магнус. — До этого времени никаких записей нет. Я сам не был уверен, что это тот холм. Но когда из земли
вывернули мертвецов, я это почуял. — Он обхватил себя руками, будто вдруг похолодало. — И ты не должна поднимать мертвых на этом холме. Если это сделать,
Кровавые Кости вырвется на свободу. А остановить его можно только очень сложной магией. Честно говоря, я не уверен, что мне это удастся. А ни одного
индейского шамана я сейчас не знаю.
— Ты надсмеялся над всем, что нам дорого! — бросила ему Дорри.
— Что тебе предложила Серефина? — спросила я.
Он поглядел на меня с удивлением:
— О чем ты?
— Она каждому предлагает исполнить самое затаенное желание.
Он поглядел на меня с удивлением:
— О чем ты?
— Она каждому предлагает исполнить самое затаенное желание. Какое было у тебя, Магнус?
— Свобода и сила. Она сказала, что найдет другого стража для Кровавых Костей. Обещала, что найдет для меня способ сохранить одолженную у него силу, не
будучи к нему привязанным.
— И ты поверил?
Он покачал головой:
— Я единственный в семье, у кого есть сила. Мы навечно поставлены его стражами в наказание за его похищение и за то, что дали ему убивать. — Он свалился
на колени среди синих-синих цветов, и волосы рассыпались, закрыв его склоненное лицо. — Мне никогда не быть свободным.
— Ты не заслуживаешь свободы, — сказала Дорри.
— Зачем ты был так нужен Серефине? — спросила я.
— Она боится смерти. И она говорит, что, выпив крови такого долгожителя, как я, сможет удерживать смерть на расстоянии.
— Она же вампир! — возразил Ларри.
— Но она не бессмертна, — ответила я ему.
Магнус поднял голову, из-под блестящих волос сверкнули аквамариновые глаза. То ли в волосах было дело, то ли в глазах, то ли в том, что его скрывало
странное движение цветов, но он не был похож на человека.
— Она боится смерти, — сказал он. — Она боится тебя.
Голос у него был тихий и гулкий.
— Вчера она меня чуть не отключила навсегда. Отчего бы ей меня бояться?
— Этой ночью ты принесла к нам смерть. — Это же наверняка не в первый раз?
— Она пришла ко мне из-за моей долгой жизни, из-за моей бессмертной крови. Может быть, потом она придет к тебе. И вместо того чтобы бежать от смерти,
вберет ее в себя.
У меня плечи покрылись гусиной кожей, поднявшейся от локтей.
— Это она тебе вчера сказала?
— Здесь было дело в силе, в том, чтобы нанести удар ее старому врагу Жан-Клоду, но потом она подумала, не пригодится ли ей твоя сила. Если она тебя