пробки можно объехать.
По виду Брэнсона этого не скажешь, но стоит отъехать за соседний подъем, и понимаешь, что это настоящие горы Озарка.
Вершины, леса, дома, где живут люди,
не связанные туризмом. На Стрипе все неоновое и искусственное, а через пятнадцать миль мы оказались среди деревьев на дороге, вьющейся через Озаркские горы.
Над джипом сомкнулась темнота. Только и свету было, что от висящих в небе звезд, да туннель от наших фар впереди.
— Кажется, вам не терпится увидеть Серефину, даже не смотря на пропавший гроб, — сказала я.
Жан-Клод повернулся ко мне, насколько позволял ремень безопасности. Я настояла, чтобы все их застегнули, что вампира позабавило. Конечно, это глупо —
пристегивать покойника к сиденью, но ведь я за рулем, в конце концов.
— Думаю, Серефина до сих пор считает меня тем весьма юным вампиром, которого знала столетия назад. Если бы она считала меня серьезным противника, она бы
выступила против меня или моих миньонов открыто. Она бы не стала просто красть мой гроб. Слишком она самоуверенна.
— Выступая в качестве одного из миньонов, хочу спросить, — подал голос Ларри с заднего сиденья. — Может, это вы слишком самоуверенны?
Жан-Клод оглянулся:
— Серефине, когда мы встретились, было несколько столетий. Вампир достигает предела своих возможностей за три-четыре столетия. Я знаю ее предел, Лоранс.
— Я вам не Лоранс. Меня зовут Ларри.
Жан-Клод вздохнул:
— Вы его хорошо обучили.
— Он ко мне попал уже такой.
— Жаль, — еще раз вздохнул Жан-Клод.
У него получалось, будто нас ждет всего лишь враждебное воссоединение семьи — или это оксюморон? Я надеялась, что так и будет, но про вампиров я хорошо
усвоила одну вещь — они все время вытаскивают из шляпы нового кролика. Здоровенного клыкастого хищного кролика, который тут же тебе выжрет глаза, если
зазеваешься.
— А что будет делать наш волчик?
— То, что мне велено, — ответил Джейсон.
— Класс, — сказала я.
Мы ехали молча. Жан-Клод редко когда склонен к болтовне, а я была не в настроении. Мы собирались нанести светский визит, а где-то там Джефф Квинлен
просыпается для второй ночи под нежной опекой Ксавье. Это несколько омрачало мое настроение.
— Теперь первый поворот направо, ma petite.
От голоса Жан-Клода я вздрогнула — слишком погрузилась в молчание и шорох шин.
Я притормозила, чтобы не пропустить поворот. Гравийная дорога, такая же, как сотни других, отходила в сторону. Ничего такого особенного в ней не было.
Дорога оказалась узкой и так плотно обсаженной деревьями, что машина ехала как по туннелю. Голые ветви деревьев тянулись вдоль дороги, словно заходящие
друг за друга куски стены. Фары скользили по почти голым стволам, подпрыгивая, . когда джип попадал на ухабину. Голые пальцы деревьев стучали по крыше машины.
Развлечение не для страдающих клаустрофобией.
— Ну и ну, — сказал Ларри, прижимаясь лицом к стеклу, насколько позволяло сиденье. — Не знай я, что в конце этой дороги есть дом, я бы повернул назад.
— В этом и смысл, — сказал Жан-Клод. — Многие из старших более всего ценят уединение.
Фары выхватили из темноты яму, протянувшуюся поперек всей дороги. Похоже было на промоину, прорытую дождевыми потоками за десятки лет.
Ларри наклонился вперед, насколько позволял ремень.
Ларри наклонился вперед, насколько позволял ремень.
— Куда девалась дорога?
— Джип здесь пройдет, — сказала я.
— Ты уверена? — спросил он.
— Вполне.
Жан-Клод откинулся на сиденье. Казалось, он полностью спокоен, почти отстранен, будто слышит музыку, неслышную мне, . думает думы, которые мне никогда не
понять.
Джейсон наклонился вперед, положив руку на спинку моего сиденья сверху.
— И чего она дорогу не замостит? Она ведь уже тут почти год.
Я глянула на Джейсона. Интересно было узнать, что ему больше известно о делах Жан-Клода, чем мне.
— Это ее крепостной ров, — сказал Жан-Клод. — Барьер от любопытных. Многим трудно принять наш новый статус, и они все еще изолируют себя.
Колеса соскользнули с края канавы. Как будто съезжаешь в воронку. Каким-то чудом джип вылез с другой стороны. Будь у нас обычная машина, пришлось бы идти
пешком.
Дорога еще ярдов сто шла вверх, и вдруг справа от нее открылся просвет. На джипе туда было бы не проехать, разве что ободрав к чертям всю краску.
Единственным признаком, говорившим о том, что там поляна, был лунный свет, пробившийся среди деревьев. Это означало, что там что-то есть. Сквозь гравий,
который когда-то был подъездной дорожкой, проросла трава.
— Это здесь? — спросила я, просто чтобы проверить.
— Думаю, да, — ответил Жан-Клод.
Я направила джип в чащу, слыша, как скребут ветви по бортам. Надеюсь, компания Стирлингу, выдала нам свой джип, а не взятый напрокат. Под металлический
скрежет мы выбрались из деревьев. Перед нами расстилался акр открытой земли, посеребренный луной. Трава была низко срезана, будто осенью свели кустарник и
оставили на зиму незаконченный газон. За домом виднелся заброшенный сад. Земля полого поднималась к подножию горы. И сразу за выкорчеванным газоном начинался
лес, густой и неухоженный.
Дом стоял посередине этого пологого подъема, серебристо-серый под луной. Кое-где от него отслоились лохмотья краски и висели; как скорбные остатки одежды