веселящихся вампиров и дело не кончилось какой-нибудь гадостью.
Джейсон шатнул между ними в дом. Ларри покосился на меня. Я пожала плечами и вошла внутрь. Он проследовал за мной по пятам, решив, что если я вошла, то
все будет в порядке. Наверное, так и будет. Наверное.
24
Дверь за нами закрылась, и я не думаю, что кто-то ее закрыл. По крайней мере руками. Безопасно тут или нет, а эта мелкая демонстрация силы подействовала
мне на нервы.
Воздух в комнате был до невозможности неподвижный, спертый. Пахло пылью, сухостью и плесенью. В такой комнате даже с закрытыми глазами можно сказать, что
тут давно уже никто не живет. Слева была открытая арка, ведущая в комнату поменьше. Там стояла кровать с подушками и покрывалом, серыми от пыли. В углу стояло
трюмо, отражавшее пустую комнату.
В гостиной мебели не осталось. На деревянном полу лежал густой слой пыли. Подол платья Айви оставлял в ней широкий след, когда она направилась к двери в
дальней стене. На полу показалась полоска света, золотого и не электрического. Я бы предположила, что от свечей.
Дверь открылась раньше, чем Айви ее коснулась. Оттуда вылилась густая волна света, более яркого, чем полагалось бы, поскольку мы долго пробыли в темноте.
В раме света стоял вампир. Невысокий, худенький, с лицом слишком молодым для красивого — скорее хорошеньким. Он умер настолько недавно, что на коже еще
остался загар, полученный на море, или на озере, или вообще на солнце. Слишком он казался молодым, чтобы быть мертвым. Наверное, ему было восемнадцать —
меньше уже противозаконно, но все равно он выглядел слишком изящно и незаконченно. Вечная нимфетка.
— Я Брюс.
Казалось, что-то его смущает. Может быть, одежда. На нем был бледно-серый фрак с фалдами и брюки со штрипками. Белые перчатки подходили по цвету к тому,
что было видно от сорочки. Шелковый серый жилет, бочка и кушак красные, под цвет платья Айви. Казалось, они оделись на променад.
По обе стороны двери стояли канделябры в рост человека, заливая помещение золотым светом. Сама комната в два раза больше гостиной — когда-то, быть может,
была кухней. Но она в отличие от первых двух комнат была обставлена заново.
На полу расстелен персидский ковер с узорами яркими, как витражи. Вдоль длинных стен висят гобелены. На одной стене единорог бежит от стаи гончих. На
другой — батальная сцена, так потускневшая от времени, что фигуры сливаются с тканью. Дальняя стена задрапирована ярким шелком, свисающим с потолка на тяжелых
шнурах. Слева от драпри — дверь.
Айви поставила свечу в пустой подсвечник канделябра и встала перед Жан-Клодом.
Чтобы заглянуть ему в глаза, она склонила голову набок.
— Ты красив. — Она провела пальцами по краю его пиджака.
— Я думала, что врут. Что таких красивых не бывает.
Она потрогала перламутровые пуговицы, начав с шеи и вниз. Когда она дошла до последней пуговицы, Жан-Клод отвел ее руку.
Айви это вроде бы понравилось. Она встала на цыпочки, положив ему на грудь руки до локтей. Ее губы подались вперед, сложенные для поцелуя.
— И трахаешься ты так же дивно, как выглядишь? Мне говорили, что да. Но ты така-а-я милашка… Нет, так не бывает. — Жан-Клод взял ее лицо в ладони,
улыбнулся ей.
Ее красные губы изогнулись в улыбке. Она прильнула к нему, прижалась всем телом.
Жан-Клод все так же легко держал ее лицо, будто она и не навалилась на него всей тяжестью.
Улыбка ее стала увядать, как скрывается садящееся солнце. Она медленно соскользнула вниз; опускаясь перед ним на всю стопу. В колыбели его ладоней ее
лицо стало пустым и белым.
Брюс отдернул ее за руку. Айви пошатнулась и упала бы, если бы он ее не подхватил. Она недоуменно огляделась, будто не понимая, где находится.
Теперь улыбался Жан-Клод:
— Много времени прошло, как я был игрушкой всякого, кто меня хотел. Очень много времени.
Айви обвисла в руках Брюса. Лицо ее заострилось от страха. Потом она оттолкнулась от Брюса, чтобы встать прямо, сама. Одернула без надобности платье.
Страх почти исчез из ее лица, только около глаз еще что-то сжималось.
— Как ты это сделал?
— Столетия тренировки, малышка.
От злости ее глаза потемнели.
— Ты не должен уметь захватывать взглядом другого вампира.
— А ты? — спросил он с оттенком веселого интереса.
— Не смейся надо мной!
Я ощутила какое-то сочувствие к ее досаде. Жан-Клод может достать любого как хочет.
— Детки, вам велели нас проводить, так давайте же.
Айви встала перед ним, сжав руки в кулаки. Злость заливала ей глаза, и радужки разошлись, захватывая белки, пока взгляд не стал казаться слепым. Ее мощь
наполняла комнату, ползла по коже, поднимала у меня волоски на теле, будто по ним провели пальцем.
Рука потянулась к браунингу — привычка.
— Нет, Анита, в этом нет необходимости, — сказал Жан-Клод. — Эта малышка мне дурного не сделает. Она показывает клыки, но если только она не хочет
умереть на этом великолепном ковре, она больше не будет забывать, кто я и что я. Я — Мастер Города! — Его голос прогремел под сводами, и эхо так наполнило
весь дом, весь воздух, что я будто дышала его словами.
Когда гром затих, меня била дрожь. Айви овладела собой. Она все еще злилась, но глаза стали нормальные.
Брюс положил руку ей на плечо, будто не был уверен, что она прислушается к голосу разума. Она стряхнула руку и грациозно двинулась к открытой двери.
— Мы отведем вас вниз. Там ждут другие.
Жан-Клод отвесил низкий театральный поклон, не отрывая от нее глаз.
— После вас, моя милая. Леди всегда идет перед джентльменом и никогда — позади.
Она улыбнулась, вдруг снова довольная собой.
— Тогда пусть твоя человеческая леди идет рядом со мной.