каждого аниматора свой особый рецепт. Вы даже представить себе не можете, как пахла мазь Ларри. Для объединения сил мы брали одну и ту же мазь, так что взяли
мою.
Насколько я знала, мы не обязаны были брать одну и ту же мазь, но я всего три раза объединяла силы. Дважды с человеком, который выучил меня на аниматора.
И каждый раз мы брали одну и ту же мазь. Все три раза я была фокусом, то есть я командовала. Что мне и по нраву, правда?
— А я могу быть фокусом? — спросил Ларри. — Не сейчас, а потом когда-нибудь?
— Если выпадет случай, попробуем, — сказала я.
На самом деле я не знала, есть ли у Ларри способность фокусировать. Мэнни, который меня учил, этого не мог. Очень мало кто из аниматоров это может. Те,
кто может, редко пользуются доверием остальных, и потому с нами в эти игры не играют. Здесь надо в буквальном смысле слова делиться своей силой, и многие
аниматоры на это не согласны.
Есть теория, что можно насовсем присвоить себе чужую силу. Анимация рождается в клетках наших тел, она часть нашего существа. Дать ее украсть никто не
хочет.
Я открыла мазь, и весенний воздух вдруг запах новогодней елкой. Я кладу много розмарина.
Мазь густа, воскообразна и всегда холодна на ощупь. Хлопья светящейся кладбищенской плесени смотрелись как закопанные светлячки. Я мазнула по лбу Ларри,
по щекам. Он поднял футболку, чтобы я, могла нанести мазь поверх сердца. Это легче было сказать, чем сделать, из-за ремней наплечной кобуры, но мы уже
привыкли к пистолетам. Оба ножа и запасной пистолет я оставила в джипе. Я намазала кожу Ларри, чувствуя, как бьется сердце у меня под пальцами.
Я передала Ларри банку, он макнул в нее два пальца, нанес мазь мне на лицо. Рука у него была уверенной, лицо сосредоточенным, глаза полностью серьезными.
Я расстегнула тенниску, и Ларри просунул руку к моему сердцу. Его пальцы зацепили цепочку распятия, вытащив его наружу. Я засунула его обратно, к самой
коже. Ларри вернул мне банку, я завернула крышку. Не надо, чтобы мазь высыхала.
Я никогда даже не слыхала, чтобы кто-нибудь делал то, что мы сейчас пытались. Дело не только в возрасте, но и в рассыпанных костях. Нам нужно было только
три, но здесь было не найти трех нетронутых тел. Даже если бы мы поднимали их по одному, это было бы дело случая. Как поднять ровно столько и не больше, если
они все перемешаны? Имен я не знаю, кладбищенской ограды, чтобы заключить в ней силу, тоже нет.
Как тут действовать?
Головоломка. Ладно, сейчас нам надо замкнуть круг. Все по порядку.
— Проверь, чтобы мазь была у тебя на обеих руках, — сказала я.
Ларри потер руки, будто втирая лосьон.
— Есть, начальник! Что дальше?
Я вытащила из сумки серебряную чашу. Она блеснула в лунном свете, как кусок неба.
Ларри широко раскрыл глаза.
— Это не обязательно должно быть серебро. Мистических символов на нем нет. Можешь взять пластиковую миску из универмага, но сюда должна вылиться жизнь
другого существа. Я беру красивую вещь, чтобы проявить уважение к жизни, но ты пойми, что это не обязано быть серебро или такая форма, это просто контейнер.
Доходит?
Ларри кивнул.
— А не привести ли остальных коз снизу? А то каждый раз бегать за ними туда-сюда.
Я пожала плечами:
— Прежде всего они начнут метаться в панике. А потом — это жестоко: заставить их смотреть на смерть товарок, зная, что их очередь следующая.
— Мой преподаватель зоологии сказал бы, что ты их очеловечиваешь.
— И пусть его. Я знаю, что они ощущают страх и боль. Мне этого хватит.
Ларри поглядел на меня долгим взглядом.
— Тебе это тоже не по душе.
— Да. Ты будешь держать или давать морковку?
— Морковку?
Я вытащила из сумки морковку с зеленым хвостом.
— За этим ты и заходила в лавку, когда я ждал в машине с козами?
— Да.
Я подняла морковку в воздух. Коза натянула веревку, тянясь к морковке. Я поднесла к ее морде зеленый хвост. Коза заблеяла и потянулась ко мне, завиляв
коротким хвостом. Счастливая коза.
Я отдала серебряную чашу Ларри.
— Поставь на землю под горлом. Когда покажется кровь, собери ее сколько сможешь.
Мачете я держала за спиной в правой руке, морковку в левой. И чувствовала себя, как детский дантист. Нет, у меня за спиной ничего нет. Ты не обращай
внимания на эту большую иглу. Да, только эта игла навсегда.
Коза захватила почти всю ботву, и я ждала, пока она отправит ее в пасть. Ларри присел рядом с ней, поставив чашу на землю. Я выдала козе морковку. Она
ощутила вкус, и я потянула морковку на себя, чтобы коза вытянула шею подальше, пытаясь забрать побольше этой вкусности.
Я приложила мачете к шерстистому горлу, не перерезая, слегка. Шея задрожала под лезвием, вытянутая к морковке. Я полоснула.
Лезвие было острым, а у меня был опыт. Не раздалось ни звука — только расширенные удивленные глаза и хлынувшая из шеи кровь.
Ларри подхватил чащу, подставив ее под рану. Кровь хлеснула по его рукам на синюю фуганку. Коза рухнула на колени. Кровь заполняла чашу, темная и
блестящая, больше черная, чем красная.
— И крови кусочки морковки, — сказал Ларри.
— Это ничего, — сказала я. — Морковь инертна.
Голова козы медленно опустилась на землю. Чаша стояла под горлом, наполняясь кровью. Почти совершенное заклание. С козами бывает очень трудно, но иногда,