недостаточно.
Я все еще могла смотреть ей в глаза, бездонные, горящие собственным светом. Много мне от этого пользы, если она мне глотку перервет.
— Если ты ее тронешь, Айви, перемирие окончено, — сказал Жан-Клод, соскользнув с лестницы и встав между нами. — А ты этого не хочешь, Айви.
Он провел пальцем по линии ее скулы. Удар энергии пронесся от него к ней, ко мне. Я ахнула, но она меня выпустила. Онемевшая рука повисла вдоль тела,
будто легла спать. Пистолета бы мне не удержать. Я хотела спросить, какого черта она со мной сделала, но не спросила. Когда я снова начну владеть рукой, мы с
ней это обсудим.
Между нами, вклинился Брюс, склонившись над Айви, как обеспокоенный любовник. Поглядев ему в лицо, я поняла, что сравнение в точку. Можно было спорить,
что это она его сделала вампиром.
Айви так его оттолкнула, что он полетел, кувыркаясь, вниз, в темноту. Все у нее сегодня получалось. Я еле-еле чувствовала кончики пальцев.
Обжигающим ветром обдул меня жар и развеял темноту. В подставках вдоль стен вспыхнули факелы, шумно ухнув, и рассыпав искры. Наполнилась огнем большая
керосиновая лампа, свисающая с потолка. Ее стекло рассылалось брызгами, пламя заплясало на обнаженном фитиле.
— Серефина заставит тебя прибирать этот беспорядок, — сказал Жан-Клод так буднично, будто она разлила молоко.
Айви соскользнула по ступеням, раскачивая бедрами.
— Серефине. будет все равно. Битое стекло и огонь можно пристроить к делу по разному, — сказала она и ее тон мне очень не понравился.
Подвал был черным Черные стены, черные полы, черный потолок. Как в большом темном ящике. На стенах. висели цепи с кольцами, и на некоторых кольцах было
что-то похожее на мех.. С потолка. свешивались, раскачиваясь, ремни., как мерзкая. декорация. И по всей комнате стояли… приспособления. Некоторые я узнала.
Дыба, «железная дева», но в основном; какие-то реликты рабовладельческой эпохи. Было абсолютно ясно, для чего они служат, но не как они действуют. Слишком
много деталей чтобы разобраться, и ни к одному прибору, кажется, нет инструкции.
В полу был сток, в него текла тонкая струйка воды. Но я могла ручаться чем хотите гсв он предназначен не только для воды.
Ларри подошел и встал рядом со мной.
— Это то, что я думаю?
— Да, пыточные приспособления. — Я заставила себя сжать руку в кулак, потом еще раз. Чувствительность возвращалась.
— Я думал, они не собираются причинять нам вред, — сказал Ларри.
— Наверное, хотят нас напугать, — предположила я.
— У них получилось, — ответил он.
Мне этот декор тоже не слишком нравился, но зато я уже владела рукой. И смогу вытащить пистолет, если понадобится.
Слева открылась дверь, которую я даже не видела. Из нее вышел вампир. Чтобы пройти в дверь, ему пришлось согнуться почти пополам. Потом он разогнулся,
неимоверно тощий и высокий, трупоподобный. Он сегодня еще не питался и не тратил силы на то, чтобы выглядеть красиво. Его кожа имела цвет старого пергамента и
облегала кости вплотную, выделяя весь череп. Тусклые глаза глубоко запали, мертвенно-синие, как у дохлой рыбы. Болезненные руки, длинные и костлявые, с
неимоверно длинными пальцами, торчали белыми пауками из рукавов черного балахона.
Он вошел, крадучись, и полы балахона заметали пол. Одет он был только в черное, и лишь кожа и коротко стриженные волосы выделялись на этом фоне. Когда он
двигался по черной комнате, казалось, что его голова и руки просто плывут в воздухе.
Я потрясла головой, отгоняя этот образ. Когда я глянула снова, он был чуть более нормален.
— Он использует силу, чтобы выглядеть страшнее, — сказала я.
— Именно так, ma petite, — ответил Жан-Клод. Что-то в его голосе заставило меня к нему повернуться. Лицо его было обычной прекрасной маской — но в глазах
я на миг увидела страх.
— Что случилось, Жан-Клод? — спросила я.
— Правила не меняются. Не вытаскивайте оружие. Не наносите удар первой. Если мы не нарушим правила, они не могут причинить нам вреда.
— Чего вы вдруг испугались? — спросила я.
— Это не Серефина, — ответил он очень ровным голосом.
— И что это должно значить?
Он запрокинул голову и засмеялся. Этот звук отдался в комнате раскатами и звучал весело. Но я ощутила его корнем языка, и он был горек.
— Это значит, ma petite, что я дурак.
25
Смех Жан-Клода замер, рассыпался на куски, будто звук прилип к стенам.
— Где Серефина? — спросил Жан-Клод.
Айви и Брюс вышли из комнаты.
Айви и Брюс вышли из комнаты. Я не знала, куда они идут, но, наверное, в место более веселое. Сколько камер пыток может быть в доме такого размера? Не
надо, не отвечайте.
Высокий вампир глядел на нас рыбьими глазами. В них не было ни тяги, ничего — обыкновенные глаза трупа.
Но голос его, когда он послышался, просто потрясал. Он был глубокий, густой, гулкий, но не нес вампирической силы. Голос актера, оперного певца. Я
глядела на узкий безгубый рот, издававший эти звуки, и думала, не салонный ли это фокус. Но нет, губы должны были бы двигаться не в такт словам, а этого не
было.
— Сначала вы должны поговорить со мной, и лишь тогда она вас примет.
— Ты меня удивляешь, Янош, — Жан-Клод скользнул вниз по ступенькам. Кажется, нам придется дойти до самого дна. Жаль. — Ты ведь сильнее Серефины. Почему