— Это мой сюзерен, щенок! — Бурый попытался зарычать, но только закашлялся. — Уходи сам и останешься жив…
— Ой, напугал! Да у тебя клыков даже нет! — зло рассмеялся Беспалый. — Ты меня зализать до смерти собрался?
Бурый молча бросился на противника, в следующий момент, вцепившись друг другу в шеи, они покатились по земле. Я обернулся: Иголка пока вполне успешно отгоняла Креста ударами копыт. Сиплый улегся в дорожную грязь и равнодушно наблюдал за схваткой. Бурый жалобно завизжал, отпустив шею врага, попытался освободиться от захвата Беспалого, но тот только крепче сжимал челюсти. Я прыгнул ему на загривок, впился зубами в оставшееся ухо и стал рвать когтями толстую шкуру, волк зарычал и упал на спину, пытаясь придавить меня своей тушей. Ему это почти удалось, но тут откуда-то сверху на нас обрушился воинственно кукарекающий петух. Волк завизжал, ударом лапы отбросил Транквилла, перевернулся, сбрасывая меня… Удар о землю был так силен, что чуть не вышиб из меня дух. Я с трудом поднялся, приготовившись встретить смерть стоя, как подобает потомку рода фон Котт… Беспалый почему-то не нападал, продолжая визжать и кататься по дороге. Я встряхнулся, перед глазами немного прояснилось. Кажется, поле боя осталось за нами. Крест неподвижно лежал у ног Иголки, голова его была так смята, что сразу стало ясно — мертв. Сиплый брел куда-то в сторону от столицы посередине дороги. Беспалый перестал кататься и встал на подгибающиеся лапы. Теперь он был полностью слеп.
— Клюв у меня, конечно, поменьше, чем у ворона, зато таких шпор больше ни у кого нет, — проскрипел петух, выбираясь из кустарника, куда его закинуло ударом. — Вовремя я подоспел!
— Боюсь… боюсь, ты все-таки опоздал, — вздохнул я.
— Ничего себе! Я рисковал жизнью, и вот она — людская благодарность… — Петух проследил за моим взглядом и умолк.
Бурый неподвижно лежал в луже крови, еще продолжавшей вытекать из разорванного горла.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой повествуется о том, как благородный Конрад фон Котт беседовал о смысле жизни с мэтром Бахусом и какой неожиданностью это закончилось для Коллет
— Перестаньте уже переживать, — фыркнула Иголка. — Можно подумать, раньше вам солдат терять не доводилось!
— Да я не переживаю…
— Угу, то-то мне спину уже натерли, ерзая.
— Извини. Просто, понимаешь… он ведь на самом деле и не был солдатом. Просто пес, старый беззубый пес. И я повел его на смерть. Если бы мы не встретились, он так и жил бы себе в Думмкопфе…
— Он бы умер этой зимой, — жестко оборвала меня Иголка. — Именно потому, что он был старый пес без клыков. Подох бы от холода и голода. А так — он умер в бою, сражаясь. Не оскорбляйте его жалостью, капитан.
Я промолчал. Иголка все сказала правильно, но легче мне от этого не стало. Да и сама лошадь выглядела расстроенной. Даже Транквилл, не питавший особо теплых чувств к Бурому, ехал нахохлившись и молчал.
— Господин капитан, лес заканчивается, — подала голос Иголка. — Надели бы вы шляпу.
— Спасибо, Иголка.
— Спасибо, Иголка. Ты помедленнее скачи — нам внимание привлекать незачем.
— Шутите? Карлик с петухом на лошади — да на нас никто и не посмотрит! Подумаешь — эка невидаль!
— Твоя ирония неуместна. Это — столица. Здесь привыкли ко всему. — Я, не отрываясь, смотрел на приближающиеся башни Куаферштадта. — На самом деле я мог бы уже снять маскировку. Пусий Первый видел меня, так что если ему доложат, что аудиенции просит говорящий кот, он догадается, о ком речь.
— Я бы не рекомендовал этого делать, — посоветовал Транквилл. — Король королем, но первым тебя увидят местные обыватели. В лучшем случае мы застрянем в толпе любопытных. Но гораздо больше вероятности, что нас побьют камнями — на всякий случай.
— Пожалуй, ты прав, — признал я наличие рационального зерна в словах петуха. — Похожу еще немного в этом маскарадном костюме. Давай, Иголка, скачи к главным воротам. Вроде бы у нас есть еще пара дней до Хеллоуина, но я не уверен…
Последним местом обетованным на нашем пути было совсем уж маленькое село. Там мы дали одно представление, запаслись едой и заодно узнали, какое число было в тот день. Тем не менее у меня были все основания подозревать, что селяне назвали мне число весьма и весьма приблизительно, поскольку следил за календарем сельский священник, от старости похожий на ожившие мощи какого-нибудь святого. А потом спросить было некого — дорога все время шла через лес, других путешественников мы не встретили, дни путались в моей голове от усталости и тревоги. Ну… сейчас мои сомнения разрешатся.
— Пять серебряных за лошадь и десять медяков за петуха, господин, — равнодушно скользнув по мне взглядом, назвал сумму пошлины стражник. — Имеете при себе какие-либо товары на продажу?
— Нет, я просто путешественник. Видите — даже сумки пустые.
— Тогда еще один серебряный в казну на развитие туризма.
— Держите. — Я, не пытаясь торговаться, протянул деньги. — А какое сегодня число?
— Тридцать первое октября…
Я чуть не взвыл от досады.
— Иголка, быстрее во дворец. Вдруг… — Я попытался придумать, что могло бы спасти меня, но ничего в голову не приходило, кроме совсем уж маловероятного. — Вдруг придворный маг сможет меня отправить во дворец Хилобока?