— Ну-у-у… он сначала-то кричал, а потом распалился, меч выхватил и на нас коня направил, хотел нас с тятей собственноручно зарубить. Я испугался! А там как раз бревно лежало… Я очень испугался! — Булыга грустно вздохнул. — Ну потом, когда их похоронили…
— Их?
— Э-э-э… Ну с бароном несколько стражников было. Две дюжины… Но половина успела убежать!!!
— Ага… понятно…
— Ну вот… Тятя сказал: мол, хорошо, конечно, что одним кровопивцем на земле меньше стало, но другие сеньоры все равно так этого не оставят. А двенадцатилетний ребенок не сможет победить целую армию. Да и прокормить меня все труднее становилось. В общем, тятя сказал, что мне уходить надо и никому про свою силу не рассказывать… Ой! А я вот вам рассказал! Ну да ведь это не считается — вы же черт, значит, и так все знаете. Небось тот барон вам в аду про меня рассказывал?
— Угу, именно он, — хмыкнул я. — И что дальше было?
— Да в общем-то ничего, господин черт. Бродил я из села в село, пытался как-то прокормиться…
— Ну я смотрю — это тебе удалось довольно неплохо.
— Плохо, господин! Иногда — хорошо, но чаше всего — плохо. Меня охотно в батраки брали — я ведь сильный. Хозяин скажет силу показать, дык я телегу за ось приподниму или подкову в руке сломаю — меня сразу и берут. А потом, как увидят, сколько я ем, тоже сразу и выгоняют. Только прежний господин староста хорошо ко мне относился. Он один жил — жена от него ушла давно, а другую он брать не стал — видать, прежнюю любил сильно. Детей у него не было, а сам он уже старый был, ему трудно с хозяйством приходилось, вот он меня и взял к себе вроде как и батраком, и в поле работать, и дома по хозяйству помогать. Я-то к тому времени уже половчее стал, научился не всю силу в старание вкладывать, так что инструмент ломать почти перестал. Эх, хорошо у старосты жилось, кормил он меня от пуза…
— Кстати, о старосте. Что с ним на самом деле произошло?
— Не знаю я, господин черт. Честное слово — не знаю. Только лег спать, слышу, за стеной кто-то ходит и разговаривает. За стеной — это, значит, у хозяина. А я, значит, в чулане спал. Рядом с кухней — хорошо…
— Ты не отвлекайся. Что ты услышал?
— Ну что… Сначала хозяин говорил. Потом ему кто-то отвечать стал — голос такой противный, тонкий… Потом они вроде как ругаться стали. Кричать друг на друга. Они долго кричали, я аж опять засыпать стал, и тут вдруг дом загорелся. Я хотел хозяина спасти — честное слово хотел! — вышиб дверь в его комнату, но за ней сплошь огонь, даже не видно ничего. Тогда я из кухни во двор выскочил, дом обежал — думал, там, может, через сени или через окно как… А дом уже весь полыхает.
Никогда не видал, чтобы так сразу пожар разгорелся. Тут народ начал сбегаться, попытались тушить — да куда там! Еле-еле соседние дома уберегли. А потом Демьен ко мне подошел и говорит, мол, тебя винят в смерти старосты. Хотят повесить. Беги, мол, пока есть возможность. Ну а я что? В селе мне по-всякому делать больше нечего было, я и ушел.
— Любопытно… — Я-то было заподозрил в убийстве прежнего старосты Демьена и его жену, но голоса супругов вряд ли можно было назвать тонкими. — А ты по голосу никого не узнал?
— Не, у нас в селе таких точно нет. Это небось бергцверг какой-нибудь был.
— Кто?
— Бергцверг… ну у них город в здешних горах. Миль десять через лес.
— Мне говорили, леса дальше непроходимые.
— Дык это вам в Либерхоффе так сказали? Тю! Для этих горожан любой лес непроходимый. Да и бергцверги все одно под землей ходят — очень быстро. Где захотят, там наружу и вылезут… Странно, господин черт, что вы про них не знаете. Я думал, они вам вроде как родня.
— Э-э-э… ну когда столько родни, всех просто не упомнишь, — выкрутился я. — Значит, эти «горные карлики» в селе появлялись?
— Появлялись, еще как появлялись. У них же там под горой ничего, окромя грибов, не растет. А если одними грибами питаться — так и затоскуешь. Оно, конечно, даже грибы лучше, чем ничего. Особенно если на масле их поджарить…
— Булыга, не отвлекайся! — зарычал я, перекрывая голодное урчание в животе.
— А?
— Ты говорил, что бергцверги раньше часто в деревню приходили!
— А, ну да. Так они и сейчас приходят. Они овощи всякие скупают. На обмен золото приносят и камешки драгоценные. У нас давно порядок такой заведен — все овощи селяне сносят в погреб к старосте. Потом ночью приходят карлики, еду забирают, а на следующий день староста каждому его долю золотом отдает. Бергцверги людей не любят, а торговать как-то надо, вот такой порядок и завели, чтобы, значит, только с одним человеком дело иметь. В ту ночь они как раз должны были за новым урожаем прийти. Вот я и думаю — там бергцверг в комнате был…
— Вот оно как. Значит, все-таки народец тут благодаря огородам живет… Но зачем этим самым бергцвергам было убивать старосту?
— Я не знаю… Может, что-то не понравилось. Или платить не захотел, сколько хозяин запросил.
— Интересно, а золото и камни на пожарище потом нашли? — задумчиво пробурчал я под нос. — Иначе зачем бы Демьен тебя так спешил спровадить?
— Я не знаю, господин…
— Это был риторический вопрос, Булыга…
— Рито… что?
— Риторический… Э-э-э… забудь.