— …! — выругался толстяк и бросился к двери. На полпути я оказался под его ногами и с удовольствием услышал тяжелый удар об пол и сдавленную ругань.
— Надо уходить! — сделал наконец правильный вывод из происходящего первый вор. — Сегодня явно не наш день.
— Пошли хоть коня уведем, — вякнул было толстяк, но тут же схлопотал подзатыльник от напарника. — За что?!
— За тупость! Если бы мы карлика порешили, никто ничего и не узнал бы. Кривой Эрвин сказал бы, что тот уехал рано утром — все шито-крыто. Но этот хорек что-то учуял и провел нас. Наверняка он в одной из пустых комнат сейчас прячется… Или уже на улицу выбрался, пока мы тут возились… Главное — нам его не найти. Хочешь, чтобы он завтра явился к старосте и сказал, что у него украли коня — прямо из конюшни постоялого двора? Эр-вин тебе потом сам уши обрежет и заставит съесть. И мне — за компанию.
— Извини, я не подумал…
— Вот именно. Все, уходим.
Воры исчезли, а я стал торопливо одеваться. Спать резко расхотелось. Уже натянув шляпу, я огляделся и понял, что дорожная сумка исчезла. Кто-то из воров в суматохе и темноте все же ухватил ее! Я длинно, от всей души выругался — вместе с сумкой исчезли все деньги, что дала мне в дорогу Мэрион. Первой мыслью было догнать воров, но здравый смысл все же не совсем покинул меня. Во-первых, уже не догоню — пока возился с одеждой, они наверняка до дома добрались. Во-вторых, если догоню, это для них будет прямо подарок судьбы. Прибьют и вернутся за Иголкой… Ладно, делать нечего. Не к старосте же, в самом деле, идти! Будь я даже человеком — как смог бы доказать, что у меня украли деньги? А уж тем более с моей неблагонадежной физиономией соваться к местным властям и вовсе не с руки — вмиг на костер угодишь. Нет, придется смириться и уйти тихо — как и собирался.
Нет, придется смириться и уйти тихо — как и собирался. Дождавшись рассвета, я спустился вниз, растолкал спавшего у двери мальчишку и велел запрячь лошадь. Увидев развязанные седельные сумки, я зашипел сквозь зубы от бессильной злости. Мальчишка густо покраснел и быстро затянул ремешки.
Надеюсь, он остался крайне разочарованным — когда Иголка была оседлана и выведена во двор, я молча запрыгнул в седло и ускакал, не одарив его ни единой монеткой. С одной стороны, у меня их просто больше не было. Ас другой, если подумать, воры как-то вошли и как-то вышли через дверь, перед которой он якобы спал, так что за «работу» пусть требует с подельщиков.
— Что-то случилось, капитан? — осторожно поинтересовалась Иголка, уловив мое мрачное настроение.
— Меня обокрали, — признался я. — Точнее, ограбили, и это особенно унизительно. В человеческом теле я бы расправился с ворами, даже не вспотев. Но это, в общем, ерунда. Хуже то, что мы снова остались без денег.
— Не хочу показаться излишне ехидной, но в этом нет ничего нового.
— Так-то оно так… Ну да ладно, что толку предаваться унынию? Поехали, Иголка, дорога впереди длинная, а время не ждет.
— Вперед, труба зовет, ландскнехты храбрые — в поход!
— Выпустите меня немедленно!
— Кто здесь?! — невольно повторил я любимую фразу Андрэ.
— Я! Здесь я! — затрепыхалась одна из седельных сумок. — Выпустите меня!
Скрежещущий голос показался мне знакомым. Распутав ремень, я заглянул в сумку. Оттуда на меня хмуро смотрел давешний петух.
— Иезус Мария!.. Ты как здесь оказался? Я думал, что тебя зажарили…
— Не надейся! — сварливо ответила птица, выбираясь из сумки и устраиваясь на луке седла. — Я увидел, как воры потрошили твою поклажу и оставили сумки развязанными. Упускать такой случай было бы глупо.
— Замечательная идея, — кисло похвалил я петуха. — Ну а почему же ты не сбежал раньше?
— Ты лишний раз убеждаешь меня, что люди — отсталые существа. Ку-ку-куда бы я пошел? В лес? Я там не выживу. Залезть в багаж других путников? О, да — они очень обрадовались бы этому и съели бы меня по дороге.
— А что помешает тебя съесть мне? — с интересом спросил я петуха.
— Ты не сможешь, — уверенно заявила наглая птица. — Тебе совесть не позволит зажарить и съесть собеседника. И выкинуть меня на произвол судьбы ты тоже не сможешь.
— Иезус Мария! — беспомощно повторил я, — Ладно… Поехали, Иголка… И не смей ржать над капитаном!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой повествуется о том, как благородный Конрад фон Котт нашел выход из тяжелой ситуации и какая неожиданность поджидала жителей Думмкопфа
На восьмой день пути мы выехали на окраину Думмкопфа — городка чуть больше Либерхоффе, но гораздо более цивилизованного. Во всяком случае, ворота у него были на месте. Это обстоятельство вкупе с моими бескомпромиссно пустыми карманами побуждало выбрать объездной путь. Не менее пустое брюхо, напротив, требовало обязательно город посетить и осмотреть местные достопримечательности. В первую очередь — харчевни.
Припасы, что собрала в дорогу Мэрион, давно упокоились в желудках проклятых воров.
Время от времени мне удавалось украсть что-то съестное в селах, которые мы проезжали, но везло мне нечасто, так что большую часть дороги я проделал под аккомпанемент жалобно бурчащего желудка.
Иголке тоже приходилось несладко. Трава уже порядком увяла, и есть ее — по собственному выражению лошади — было все равно что жевать старую метлу. Овса купить было не на что, когда мы оказывались вблизи сел, я воровал на сеновалах для Иголки сено, естественно, этого было мало. Лучше всех чувствовал себя петух — насекомые, пока еще не впавшие в спячку, но уже порядком оглушенные ночным холодом, были для него легкой добычей, да и на убранных полях всегда можно было найти достаточно пропущенных колосков. Но дальше так продолжаться не могло — и лошадь, и я нуждались в нормальном отдыхе и нормальной еде. Остановка в городе хотя бы на одну ночь была нам просто необходима.