— Убить! — Я не выдержал и вскочил на ноги, потрясая кулаками. — Убить во имя традиций! Убить во имя «Боя-в-Святом-Месте»!
— Убить! — нестройно загудели остальные, кидаясь к сложенному у алтарной стены оружию.
Сейчас я понимаю: выглядело это глупо и не слишком достойно. Шестеро крепких парней, вооруженных шестами, кастетами и мечами-плетьми «Уруми», кричат и размахивают убийственными предметами, а брахман по-прежнему стоит на коленях возле Гуру и даже не смотрит в нашу сторону. Островок спокойствия в штормовом море, старый баньян под ударами ветра. Думаю, именно поэтому никто из нас не посмел нанести удар, хотя мой удар, удар Силача, когда конец шеста с размаху…
Ладно, речь о другом.
— Убить! — в последний раз выкрикнул я и обнаружил, что кричу в полном одиночестве.
— Убить брахмана? — эхом донеслось от ступенек.
Наверху стоял Учитель Отваги. Гурукал.
Он всегда приходил после того, как Гуру, его помощник, закончит проводить разминку.
— Убить брахмана? — сухо повторил Учитель Отваги. И, занавесив глаза морщинистыми черепашьими веками, процитировал нараспев:
Брахмана-змея убив, отправился Индра на небо.
И, занавесив глаза морщинистыми черепашьими веками, процитировал нараспев:
Брахмана-змея убив, отправился Индра на небо.
Следом же вышла из трупа Дваждырожденная Смерть.
Ведьма, в рогожи одетая, злобно сверкала глазами,
Имя ей Брахма-Вадхья, череп — ее диадема.
Владыку Богов ухватив, вцепилась в него Брахма-Вадхья,
Тщетно Могучий пытался сбросить с себя ее тяжесть…
Мы умолкли, внимая.
Все-таки не зря Учитель Отваги — наш деревенский пандит-сказитель. Вот уж у кого на каждый случай найдется по сотне цитат из Святых Писаний! Да и в рукопашной схватке нет ему равных — я, Силач, смазываю кокосовыми выжимками синяки на предплечьях и голенях, когда Гурукал вызывает меня для показа нового и закрепления старого.
А я способен…
Ладно, речь о другом.
— Вы сильнее Индры? — спросил Учитель Отваги, спускаясь. — Вам не страшна Дваждырожденная Смерть?
Я потупился.
Хотелось отбросить боевой шест куда подальше, но я стеснялся делать это на глазах Гуру и Гурукала.
— Он совершил все как положено? — Учитель Отваги обращался только к Учителю, словно нас и брахмана, предмета раздора, в Святом Месте не было.
— Да, Гурукал. И наилучшим образом.
— Тогда зачем эти крики «убить»?
— Я не кричал «Убить!», о мудрый! Я лишь спросил у него: что мне теперь с ним делать?
— Он ответил?
— Не успел.
Учитель Отваги взглянул на брахмана.
Тот до сих пор стоял на коленях и спокойно рассматривал алтарь.
При взгляде на изображение Рамы-с-Топором в его черных глазах зажигались странные искорки, смысл которых был для меня неясен.
— Как твое имя, о брахман, любитель гулять ночами в недозволенных местах?
Учитель спрашивал серьезно, ожидая такого же серьезного ответа.
— Зовут меня Дроной, о источник спасения. — Брахман легко поднялся на ноги, и я увидел, что низкорослый Учитель Отваги выше его на целых пол-ладони. — И я полагаю, что Святое Место входит в число мест дозволенных, но дозволенных не всем.
— Чего же ты хочешь?
— Чтобы Святое Место приняло меня в качестве старательного ученика.
— Ты брахман, а мы — шудры. Будет ли это соответствовать Закону и текстам священных Вед?
— Братья-Всадники, божества утренних и вечерних сумерек, считаются меж богов шудрами из-за своей приверженности к лекарскому делу. Что не зазорно для небожителей, то не зазорно для меня. Некогда шакал наставлял божественного мудреца Черепаху, родителя богов, в сокровенной сути Писаний — насколько я ниже Черепахи-риши, настолько ты, о достойнейший, выше шакала! Будь моим учителем!
— Брахманы привержены Ахимсе — учению о ненасилии. Будет ли тебе прилично наносить удары и получать их?
— Ученику прилично получать удары палкой от своего Гуру. Нет в этом позора, нет и вреда, кроме Пользы. Брахману прилично наносить удары во имя спасения коров, иных брахманов и собственной жизни. А жизнь моя бессмысленна без твоей науки! Спасая жизнь, я буду наносить удары, послушный тебе! Добавлю лишь: насилие и ненасилие — внутри, а не снаружи, о знаток!
— Пойдем, — вместо ответа или следующего вопроса сказал Учитель Отваги.
И впервые за шесть лет мы, прервав занятие, вышли из Святого Места наружу.
И впервые за шесть лет мы, прервав занятие, вышли из Святого Места наружу.
Оказавшись на поляне, мы зажгли факелы по приказу Гурукала. Ночь отступила на все десять сторон света, и хохлачи-дронго с клекотом брызнули в заросли олеандра. Где-то совсем рядом захрюкал потревоженный вепрь. Мы прислушались, и вскоре треск кустов подтвердил: зверь вслепую унесся прочь.
— Силач, подойди! — сказал мне Учитель Отваги.
Я подошел, втайне гордясь выбором Гурукала. Если требуется проучить болтливого брахмана, любителя совать свой длинный нос в пасть леопарда, лучшего человека, чем я, не найти. Потому что нрав у меня горячий, и однажды я на спор бодался с бычком-двухлеткой, а затем перегрыз бамбуковую палку толщиной в два с половиной пальца и, кроме того…
Ладно, речь о другом.
Забрав у меня факел, Гурукал кивнул Гуру, и помощник Учителя Отваги завел мне руки за спину, плотно стянув запястья лианой. После чего укрепил на груди дощечку из дерева калияка, чья желтая древесина долго сохраняет приятный аромат.