Тот честно посмотрел. На просвет и. по-всякому. Палец послюнил, потер.
Сердолик.
Настоящий.
И вообще — красиво.
— Ладно, — скалится рыбацкий сынок. — Убедил! Остальное давай.
— Так ты меня отвезешь? — пришлый мальчонка спрашивает.
Местные, понятно, ржут как мерины.
— Ясное дело! Хоть на край света. Ты, главное, давай-давай, а уж за нами не заржавеет! Прямо отсюда Махендру узришь!
Тут мальчонка смекнул наконец, что его просто-напросто обобрать хотят, а везти никуда и не думают. Огляделся, взял так спокойненько шебутного за два пальца и хитро дернул с подвывертом.
Огляделся, взял так спокойненько шебутного за два пальца и хитро дернул с подвывертом. Тот как заорет! Потом оказалось, пальцы-то ему пришлый вывихнул знатно, окрестные лекари просто диву давались: вправляешь, а они обратно вываливаются!
Забрал малец свое ожерелье и обратно за пазуху прячет.
Тут они всей оравой на него и налетели.
Всей оравой и родного папашу лупить сподручнее, да только опять у шутников промашка вышла!
Дрался этот мальчонка, как дикая кошка! Сначала камнями издалека отбивался — одному парню глаз вышиб, другому голову чуть не насмерть размозжил, остальные по сей день хромают, дальше, когда до рукопашной дошло, взрослые прибежали, растащили.
Кто б кого не убил, а все равно беда!
Мальчонку связать пришлось. Иначе никакого сладу с ним не было, ровно бешеный! Посадили его в сарай — остудить гонор, у дверей пару сторожей оставили, а ожерелья и браслет старосте отнесли.
Небось украл где-то, бродяжка…
К вечеру, когда пришлый вроде угомонился, отвели и его к старосте. Тот давай расспрашивать: кто таков, откуда, где цацки взял, куда путь держишь, почему один, без родителей?
— Брахман я! — отвечает.
Врет, понятно. Разве ж брахманские детки так дерутся! И в одиночку где ни попадя с ворованными цацками не шастают!
— К Махендре иду!
— А зачем?
— К Раме-с-Топором! В ученики проситься. Ну что с ним делать? Ни имени своего, ни откуда родом, ни кто родители — не говорит. Только и твердит: брахман, мол, иду на Махендру к доброму дяде Раме-с-Топором.
Так больше ничего от него и не добились. Ну, покормили, понятно, и обратно в сарай заперли. Стали чесать в затылках: как с мальцом поступить? Отпустить? А вдруг вор? Продать в услужение? Так кому этот драчун бешеный нужен? Опять же торговцы не сегодня и не завтра заявятся… А в деревне на работы определить, так свои мальчишки изведут — злы они на него чрезвычайно. Хотя, в общем, сами виноваты…
Вот такую историю рассказал мне перевозчик, пока мы переправлялись через Ямуну. Оказывается, его староста ко мне направил. Решил: есть тут у нас поблизости известный подвижник Вьяса-Расчленитель, То есть я. Да еще и родом, считай, из их деревни. Земляк. Вот пускай мудрец и рассудит, как с мальчонкой быть.
Как скажет — так и сделаем.
Я смотрю на перевозчика, а он — на меня. С надеждой. Ждет небось, что я все брошу и немедленно отправлюсь в деревню разбираться с их приблудным мальчишкой!
Ладно, вернусь, тогда и разберемся. Так я перевозчику и сообщил: решу по возвращении. А пока пусть у вас живет. И смотрите, не обижайте!
— Его обидишь, — буркнул переводчик, прощаясь. — Ладно, пусть сидит в сарае. Кормить будем. И стеречь. Тебя ждать.
Наверное, я бы сразу забыл об этой истории, по крайней мере до возвращения в свою обитель, если бы она вскоре не обрела неожиданное продолжение.
Сначала нас (я отправился в путь с двумя взрослыми учениками) подвезли на телеге крестьяне, всегда готовые услужить брахманам. А ближе к Хастинапуру мы пристали к попутному каравану ангов. Заметив, что у одного из караванщиков изрядно разбита физиономия, отчего спутники над ним постоянно подтрунивают, я не удержался и на вечернем привале поинтересовался у купца-хозяина: что приключилось с несчастным?
Я вообще любопытен по природе, а в данном случае мое любопытство было вполне безобидным.
— Это не слишком изысканная история, достойный брахман, — ответил, усмехаясь, купец.
Блики костра плясали на его широкоскулом бородатом лице, мерцая то тигриными полосами, то леопардовыми пятнами, отчего мой собеседник становился похожим на оборотня-кимпурушу.
Сумерки, однако.
Время, когда небыль стремится стать былью, и наоборот.
«Сумерки мира. Преддверие Эры Мрака», — отчего-то подумалось мне, и я невольно тряхнул головой, прогоняя удивительную мысль.
Купец истолковал мой жест по-своему.
— Могу, конечно, и рассказать, если обильный подвигами желает.
— Желаю, — лениво потянулся обильный подвигами.
Купец поджал губы (я представил, что сейчас думает он при виде моих светящихся глаз и черномазой рожи!), но спустя минуту принялся за рассказ:
— Дней восемь назад, когда мы ехали за товаром, который сейчас везем, прибился к нашему каравану малец. Сказал: к родным на юг добирается. Воду на привалах таскать помогал, хворост для костра собирал — в общем, позволили мы ему с нами идти.
Купец поперхнулся бетелем, сплюнул и продолжил:
— Два дня шел он с нами. Мы уж и внимание на него обращать перестали — идет и идет. Чем может — помогает, а лишняя миска из котла-общака для такого галчонка нам не в тягость. Только на третий вечер, ак-курат как мы к берегу Ямуны подошли и лагерем стали, прицепился к нему наш Фурат-слоновод. Да-да, тот самый, что с разбитой мордой. Мне потом донесли, что Фурат на мальца с самого начала глаз положил. Водится за ним, за Фуратом, любит он молоденьких. Так и то сказать — иные вроде за медную ману к нему на всю ночь приходили… Вот он и решил, что парнишка тоже из таких.