Но все же: десять тысяч людей ежедневно…
Последние годы Гангею Грозного мучила бессонница.
Дрона коротко поклонился и легким шагом направился к своей колеснице, запряженной четверкой буланых коней. Вроде бы Наставник шел не спеша, равнодушно глядя перед собой, но тем не менее возница ошалело заморгал: только что Брахман-из-Ларца стоял рядом с регентом — и вот он уже касается колесничного борта.
— Вторая резервная чама — за-а мной! — Крик Дроны хлестнул ударом кожаного бича, и ложбина за холмом мгновенно ожила, придя в движение.
— Вперед! — коротко махнул сын Жаворонка рукой, забираясь в «гнездо».
Битва рванулась навстречу и стала быстро приближаться.
Позади с мерной неотвратимостью грохотали боевые колесницы Хастинапура.
На твоих глазах сшибались, кричали и умирали люди, лошади, боевые слоны. Поле битвы кипело гнойной язвой боли пополам с яростью, оно звало тебя, звало неумолимо и трепетно, сейчас тебе предстояло по-настоящему окунуться в кровь и смерть.
Впервые в жизни.
Впервые?
Это было, было уже много раз — в твоих снах-Искусах! Это случалось и наяву, в Начале Безначалья, но не так.
Там ты был всем, и все было тобой, смерть и возрождение были едины, а здесь… Десятки, сотни, тысячи чужих смертей, каждая наособицу, сосредоточенных в одном месте, и воздух остро пахнет кровавым потом, гортанный крик против воли рвется наружу, насильно раздвигая враз пересохшие губы, и узкое острие хищно трепещет в руке, предвкушая скорую поживу.
Насилие запретно для брахмана.
Это исконный долг кшатрия — сражаться с врагами и побеждать либо быть убитым.
Странно, раньше подобная мысль никогда не приходила тебе в голову. Сейчас же ты распался на совершенно разных людей, словно во время обряда, когда Дрона-жрец взывал к великим богам, или как бывало в Начале Безначалья, где все происходило похоже, но совершенно иначе.
Ты превратился в Троицу.
Один Дрона — новый, хмельной, преобразившийся! — жадно втягивал ноздрями острый запах битвы, с нетерпением ожидая, когда же он наконец нырнет в кровавый океан и сможет напоить заждавшееся железо вражьей кровью!
Другой, брахман до мозга костей, со спокойствием и легкой брезгливостью взирал на разворачивающееся перед ним побоище, тщетно пытаясь образумить и повернуть вспять воина-близнеца.
Третий же Дрона удивленно наблюдал за спором двух антагонистов и одновременно пытался разобраться, что происходит с ним самим — с настоящим Дроной, в котором до сих пор спокойно уживалась вся эта троица.
«Я меняюсь, — успел подумать ты, прикрикнув на возницу и мимоходом вгоняя первый дротик в горло панчала, замахнувшегося на тебя метательной булавой. — Проклятье, я опять меняюсь! Я чувствую то, чего не чувствовал раньше. И… о небо, кажется, я начинаю сомневаться в правильности своих поступков!»
А потом для размышлений не осталось времени. И пьяный от схватки воин рванулся вперед, оттеснив двух других Дрон, они поблекли, съежились — они исчезли. Брахман-из-Ларца снова стал целым. Только сейчас тебя правильней было бы назвать: «Кшатрий-из-Ларца»!
Тело действовало само, уклоняясь от булав и дротиков, безошибочно выбирая нужное оружие и посылая в ответ неотвратимую смерть.
Многолетняя наука нашла выход наружу.
Ты уже забыл, зачем рвался сюда. Битва ради битвы захватила тебя, вскружила голову, повлекла за собой, дав опомниться лишь тогда, когда над смятым и изорванным в клочья полем боя в который раз разнесся громоподобный рык Панчалийца:
— Др-р-рона! Где ты, брахман?! Отзовись!
Ты вытер вспотевший лоб и очнулся.
Твое предназначение звало тебя, рождаясь в крови и муках.
«Как любой ребенок…» — успел подумать ты и осекся.
Не любой.
* * *
Вокруг медленно стихал бой. Лишь самые яростные из бойцов никак не могли остановиться, но постепенно успокаивались и они: кто — пронзенный вражеским копьем, кто — поразив врага и с удивлением обнаружив, что вокруг уже никто не сражается.
Площадка для поединка образовалась сама собой: и панчалы, и Кауравы расступились, смешавшись друг с другом, раздались в стороны — и вот арена готова.
Не слишком просторная, изрядно заваленная трупами, но вполне пригодная для колесничного поединка. А трупы… что трупы? Плох тот возница, который не сумеет на всем скаку обогнуть неподвижно лежащее на земле тело!
Две колесницы и восемь коней, четыре полных колчана, запасные луки и тетивы, знамена, зонты, гонги и колокольца, оружие и шкуры, не считая четверых людей… Они застыли друг против друга в противоположных концах импровизированного ристалища.
— Ну что, раджа, приступим? — Дрона поразился собственной наглости, когда с его губ вместо ритуального приветствия слетела эта дерзкая фраза, и сразу же услышал ответ:
— Приступим, брахман! Первые посланцы смерти со свистом устремились к Брахману-из-Ларца.
— Ну что, раджа, приступим? — Дрона поразился собственной наглости, когда с его губ вместо ритуального приветствия слетела эта дерзкая фраза, и сразу же услышал ответ:
— Приступим, брахман! Первые посланцы смерти со свистом устремились к Брахману-из-Ларца.
Возница не оплошал, и колесница Дроны легко ушла из-под пробного удара. Сын Жаворонка выжидал. Для начала он хотел выяснить, на что сейчас способен Друпада. Еще дюжина стрел скользнула мимо благодаря ловкости возницы, лишь одна хищно вонзилась в борт колесницы.