— Вон твой жених, — повторил Крипа, и сестра приложила ко лбу ладонь, всматриваясь из-под мозолистого козырька.
— Этот старик? — спросила она.
— Какой старик?
— В мочале. Ну, тот, сероглазый…
— С каких это пор он сероглазый?! — возмутился Крипа. — Ослепла?! Черные у него глаза, черные как смоль! И вовсе он не старик! Наш с тобой ровесник… даже месяца на четыре моложе.
Сестра не ответила.
Как раз сейчас седой брахман с морщинистым лицом повернул голову, и его серые, с каким-то стальным отливом, внимательные глаза остановились на женщине.
И Крипи задохнулась — Дрона смотрел на нее так, словно сотню раз видел ее во сне, лишь сейчас сумев встретить наяву.
Поставив счастливого Арджуну на землю и не обращая совершенно никакого внимания на окруживших его людей, сын Жаворонка пошел к своей невесте — Крипи смотрела, как он идет, и седина или морщины с этого момента были не значительней снежинки под солнцем.
Даже проведи она тысячу лет в воинских упражнениях, которые до сего дня составляли смысл ее жизни, никогда, ни при каких обстоятельствах Крипи не научиться двигаться так, как двигался маленький брахман.
Брахман-из-Ларца.
Свой.
«Как же, интересно, он тогда идет к врагу?» — успела подумать женщина, прежде чем Дрона подошел к ней.
* * *
…Опекун Мира в последний раз одобрительно кивнул и окаменел.
Приписка в конце листа, сделанная отцом Дроны много позже описываемых событий
До Великой Бойни оставалось ровно полвека. Как же слепы были мы все, включая Вишну!..
ЧАСТЬ V
НАСТАВНИК
О, воистину прекрасен мир, куда попадает усердный читатель этих строк-алмазов, завершив жизнь и уходя ввысь по небесным дорогам! Нет там ни пота, ни зловония, ни мочи, ни испражнений, а пышные, дивно благоухающие венки никогда не увядают. Далекие от зависти и скверны, разъезжайте там, праведные мужи, вкусившие плод знания, на хрустальных колесницах, смеясь над невеждами и пустословами!
ГЛАВА XIII
ОТ ИМЕНИ П ПО ПОРУЧЕНИЮ
Рассказ слоноградского десятника, записанный войсковым писарем непонятно зачем (видимо, по привычке), вторая половина сезона Цицира
…А на девятый день добрались мы до панчальской столицы. Как ее там?.. Карам… Кампан… Кампилья, вот! Идем, бхуты-бхараты, подошвами стучим, барабаны бьют — дун-дубх, дун-дубх, дуна-дуна-дуна-дубх! Слоны орут так, словно там, за стенами, слоних целое стадо и все поголовно в течке! А флагов кругом, флагов — любо-дорого смотреть! Вот пусть панчалы и посмотрят, пусть забоятся, затрусят поджилочками — сам Грозный с нами, на златой колеснице, так что нипочем им не выстоять!
Пускай лучше сразу сдаются.
Хотя нет, подумал еще, сразу не надо! А то обрыдло уже, бхуты-бхараты, тупыми копьями друг дружку тыкать да чучела соломенные стрелами дырявить. На восточных сухмов и пундров-то когда еще ходили?!
А на «Десять Крепостей» с Митхилой — и того раньше! Пора повоевать всласть, душу воинскую потешить! Кшатрии мы или не кшатрии?! Ну, не совсем, конечно, кшатрии, мой батя вообще плотничал, но тем не более…
Короче, подступили мы к городу.
К Кампу… Кампилье ихней. Обложили строгим матом, со всех сторон, мышь не просклизнет. Речушка там еще мелкая такая была, Господня Колесница называется. Тьфу, ну и имечко! Всей речушки — жабе по колено! Эти панчалы, уж точно, назовут — как в лужу задом! Тоже мне, Господня Колесница!
Переправились — даже не заметили.
Ну, стали под стенами. Стоим. Преем. А дело к вечеру. Лагерь разбили, понятное дело, стражу выставили — мало ли чего эти уроды-панчалы удумают! — костры жгем, мясцо трофейное жарим, песни горланим. «Кедр зеленый, кедр кудрявый, раскудрявый кедр резной, мы с подружкой со смуглянкой да под кедром, под сосной!» Хорошо! Душа вприсядку пляшет! Завтра врага бить будем в хвост и в гриву — только об том и разговоров: как мы их побьем, в какой хвост, в какую гриву, и какую добычу в городе заберем.
А за полночь, как спать ложиться начали, — шум, крики! Оказалось, двух лазутчиков панчальских повязали. Жаль, меня там не было! Я б бойчей всех вязал! Десятника из соседней сотни, что пролаз за ляжку взял, на другой же день в звании повысили…
Лазутчиков, ясное дело, сразу к Грозному. Мы думали, он их с утреца на колы рассажает, поглядеть собрались — ан нет, отпустил! К радже Друпаде отправил, передать: сдавайся, мол, панчальский ублюдок, а то хуже будет!
Ну, может, слова у них, у вельмож, покрасивше, но смысл наверняка правильный!
Только шиш с манго! И не подумал Друпада в ножки кланяться — храбрый мужик, однако! Дурак, но храбрый. Так что подождали мы пару часов — и пошли гурьбой на штурм. Стены у них послабже наших, слоноградских, будут, но тоже ничего. Мой десяток лестницу волокет, рядом дружки фашины тащут — ров заваливать. А враг нас со стен стозубыми бревнами охаживает, смолу льет и этот… как его?.. а-а, вспомнил — Ашмаваршу учиняет.
Ливень Камней на ихнем клятом наречии.
Хвала Сканде-Шестимордцу [47] , ливень ливнем, а никого из моего десятка не подранили!
Только лестница нам в тот раз не пригодилась. Едва-едва ров до половины фашинами забросали, слышим — отбой трубят. Ну, отошли мы. Думаем: вот сейчас Грозный по панчалам Астро-Видьей ка-а-ак шарахнет!