На миг заколебался юноша. Райские миры Брахмы и пышногрудые апсары как живые возникли перед его взором, но тут же на ум пришел суровый голос отца:
«Помни мои слова, сын! Помни, ради чего столько лет предавался ты жесточайшей аскезе! Неужели сейчас все пойдет прахом и ты дашь увлечь себя сиюминутными удовольствиями?»
И молодой отшельник твердо посмотрел в мудрые глаза Созидателя, ответив Брахме:
— Мое желание, Четырехликий, неизменно — получить полное знание Священных Вед и комментариев к ним. А также…
Он помолчал и твердо добавил от себя, хотя Жаворонок не просил об этом сына:
— А также я прошу для отца моего, обильного добродетелями Жаворонка, победу над всеми соперниками во владении священным знанием. Иначе я продолжу аскезу.
Увы! — ничего не осталось Созидателю, как исполнить волю юноши.
Доволен был Жаворонок, доволен был на первых порах и сын его, получив желаемое. Но недолгой была радость от приобретенного Знания. Обуяла юношу гордыня, и стал он похваляться своими заслугами перед другими мудрецами и подвижниками, считая их ниже себя и всячески стремясь посрамить. А потом, как рассказывали все те же мудрецы все тем же подвижникам, и до подлых козней, недостойных дваждырожденного, опустился он, за что и был вскорости жестоко наказан, проклят святым аскетом и умер злой смертью. А поскольку весь Жар свой истратил юноша на получение дара от Созидателя, то оказался лишен духовных заслуг, и дорога в райские миры была ему заказана.
Узнав об этом, Брихас, дед юноши-бедолаги, в сердцах и сам проклял своего сына за такие опыты над семенем собственных чресел.
Велел он Жаворонку скрыться с глаз долой и более никогда не попадаться на отцовском пути…
* * *
— К сожалению, даже проклятие отца не вразумило меня, — задумчиво подвел итог толстый Жаворонок, потянувшись к чаше. — Я решил продолжить свои опыты — и опять-таки на собственном потомстве, считая недостойным рисковать посторонними людьми! Впрочем, я долго колебался, но ко мне явился сам Опекун Мира и всячески поддержал мою затею!
«Вот и добрались! — зарницей полыхнуло у меня в Мозгу, мигом вызвав в памяти историю сотворения Опекуном красавицы Сатьявати, предназначенной в жены Грозному.
— Ну-ка, ну-ка, интересно, что еще успел натворить братец Упендра за прошедшие годы? Пой, Жаворонок, щебечи, чирикай…»
— Короче, мы с Опекуном решили попытаться слить воедино достоинства высших варн. Вырастить брахмана-воина, который ничем не уступал бы знаменитому Раме-с-Топором, дальнему потомку Ушанаса, Наставника Асуров. А то что ж это получается? У Ушанаса потомок вон какой, а у благородного Брихаса, Наставника Суров?.. Непорядок! Чем наш род хуже?
— Род, значит, решил прославить? — проскрипел Брихас, в упор глядя на оживившегося сына. — Ну-ну! Прославил, сынок, или как всегда?..
Жаворонок осекся на полуслове и ткнулся взглядом в опустевшую чашу, словно сбитый влет.
— Ладно, не о том речь. Сделанного не воротишь, а Владыка ждет продолжения. — Словоблуд не то чтобы сменил гнев на милость, но молчание явно начало становиться тягостным.
— Как скажешь, отец, — сухо отозвался Жаворонок. — Идея совмещения варн была моей, а Опекун предоставил мне возможности и помогал советами. Думаете, легко сотворить младенца, одинаково расположенного к постижению Веды Гимнов и Веды Лука? Так появился на свет мой второй сын Дрона, по прозвищу Брахман-из-Ларца. Кстати, Владыка, знаешь, почему его так прозвали?
— Делать мне больше нечего, кроме как собирать все сплетни Трехмирья! — Говоря это, я почти не соврал.
— Он был зачат непорочно, без соития. Мое семя и детородный сок женщины, подобранной Вишну-Дарителем, были соединены в специальном бамбуковом ларце с… ну, скажем для простоты, с топленым маслом, где и развивался зародыш, пока… Впрочем, это уже не суть важно. Важно другое: он был не единственным, кто родился таким способом и с такой же целью. Просто поначалу у нас далеко не все получалось.
— У нас? У тебя с Опекуном — или ты имеешь в виду кого-то еще?
— Кого-то еще, Владыка. Для подобных мне, тех, кому ответ на вопрос важнее полной сокровищницы или райского блаженства, — для нас в Вайкунтхе по приказу Опекуна выстроили отдельную обитель. Вишну, склонный к высокопарности, нарек ее «Приютом Вещих Мудрецов»… Но мудрецы ведь тоже иногда любят пошутить! Вскоре на самшитовой табличке, украшавшей вход, появился лишний знак, и эта поистине роскошная, но совершенно бездарно выстроенная обитель превратилась в «Приют ЗЛОвещих Мудрецов». Опекун побурчал и угомонился, а название приклеилось навсегда!
Жаворонок хитренько усмехнулся, вспоминая давнюю проделку, и я заподозрил его в авторстве этой сомнительной шутки. Но почти сразу любознательный сын Брихаса стал серьезным и даже погрустнел.
— К сожалению, Владыка, тот, кто это придумал, оказался прав. Тогда мы даже не подозревали, чем закончатся наши ученые изыскания. А ведь какими благими помыслами мы руководствовались!
Мы пытались научиться производить потомство с заранее заданными свойствами. Результата, для которого требовались многие поколения предков, свято блюдущих чистоту варны, мы намеревались достичь сразу, единым прыжком перемахнув через пропасть времени. И у нас получалось!