Именно такие простаки, наспех рубленные топором из цельного ствола, зачастую бывают самыми упрямыми старостами в деревнях, самыми дотошными экзаменаторами в обителях и самыми тароватыми купчинами на рынках Второго Мира.
Именно такие простаки, наспех рубленные топором из цельного ствола, зачастую бывают самыми упрямыми старостами в деревнях, самыми дотошными экзаменаторами в обителях и самыми тароватыми купчинами на рынках Второго Мира.
Оставив свиту и родичей любоваться гостем с возвышения, Грозный тяжко спустился по ступеням и подошел к Брахману-из-Ларца.
Навис утесом, береговой кручей, закрыл собой солнце…
Рубин сверкнул в мочке уха регента, почему-то напомнив Дроне взгляд Альбиноса, и густая борода Грозного встопорщилась заснеженным ельником под ветром.
Всего два слова, две звонкие стрелы, брошенные на ветер, а шест, составленный из дротиков, уже стал прежним пучком травы.
И Дрона почувствовал: перед ним стоит Дед.
Патриарх.
Пренебрегший титулом «Чакравартин».
От Грозного веяло суровым покоем, уверенностью в завтрашнем дне, властью истинного кшатрия, не требующей ежеминутного подтверждения. То, к чему всю жизнь стремился Друпада-Панчалиец, сейчас стояло перед сыном Жаворонка в облике семидесятипятилетнего регента, и седой чуб свешивался к плечу белым стягом, знаменем цвета жизни и процветания.
Сказать такому «Увидь во мне друга!» — святотатство, но стать другом на самом деле — величие сердца.
А Гангея смотрел на маленького брахмана сверху вниз, видя перед собой звонкую силу булатного клинка, святую мудрость дваждырожденного и прочность ремня из дубленой кожи. То, что Дрона был младше Грозного на сорок лет, ниже почти на локоть и вдвое уже в плечах, его брахманство против кшатрийского звания регента — все это не имело никакого значения.
Совершенно никакого. Сойдись сейчас сила с силой, взбесись буйвол-регент, упрись маленький брахман остервенелой пантерой, отразись паук в бронзовом зеркале, ударь умение в мастерство — от всего Хастинапура осталось бы только Начало Безначалья. Выжженная равнина с горелыми трупами. Погребальный костер человеческому безрассудству — и потомки вертели бы в руках оплавленный кирпич городских валов, путая правду с небывальщиной. Перед Грозным стоял Наставник от рождения. Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца. И память отвернулась, вспомнив совсем другого человека, совсем… негоже регентской памяти смахивать слезу на глазах у подданных и царевичей.
— Ну как там он? — тихо спросил Грозный. Сын Жаворонка сразу понял, о ком спрашивает регент. Он только не знал, что ответить, и потому лишь двусмысленно пожал плечами. Дескать, что тут рассказывать… все в порядке.
— Ну и ладно, — пробормотал Грозный, знакомым жестом дергая себя за кончик чуба. — Ну и ладно…
Совершенно детская обида звенела в низком рыке Гангеи, старого воина, прославленного правителя, — обида мальчишки, которого бросили на произвол судьбы да еще и поддали ногой на прощание.
Ну и ладно.
— Сейчас приведут твою невесту. Я уже распорядился. А вечером… вечером я приму тебя в зале совета.
Грозный выпрямился и обернулся к колоннаде, где стояли не дыша сопровождавшие его люди.
— Слава Наставнику Дроне, быку среди брахманов! — оглушительно громыхнул его клич, и все подхватили, без особого успеха стараясь перекричать Деда:
— Слава-а-а-а!..
Улыбнувшись, регент собрался было идти, но раздумал.
— А у меня сегодня день рождения, — вдруг бросил он через плечо, словно ждал от Дроны каких-то комментариев на этот счет.
— Хвала богам за удачный день, — спокойно ответил сын Жаворонка.
— Вдвойне хвала, потому что в этот день родился еще один человек, недостойный упоминания рядом со славным владыкой!
— Кто?
— Я.
— Ты? Действительно?!
— Если быть точным, я родился ночью. Между днем сегодняшним и днем завтрашним. На перевале от брахмана к кшатрию.
— Трижды хвала грядущей славе Хастинапура, которая родилась между «сегодня» и «завтра»! — усмехнулся регент, думая о чем-то своем.
И, не оборачиваясь, пошел прочь.
Словно сверкающий водоворот подхватил и повлек отрешенного Дрону. Шорох одежд, звон браслетов, сверкание нагрудных ожерелий, почтительные прикосновения, дружеские похлопывания по плечу, кто-то припал к его ногам, лбом ткнувшись в пыльную сандалию, кто-то накинул на шею гирлянду из трубчатых соцветий паталы, благоухание цветов, аромат драгоценных притираний, пряный запах травы, смятой множеством ног… жизнь обступила Брахмана-из-Ларца, радуясь его приходу.
Он стоял, маленький и седой, одетый в мочальную дерюгу брахман среди бурлящей вокруг него царской роскоши, и не роскошь была здесь главной.
— …лучший из дваждырожден…
— Первейший из знатоков Закона!.. Неодолимый, неодо…
— …по превосходству своей варны, по благородству происхождения, по учености, возрасту и уму своему…
— …знанию дел мирских! По силе подвижничества и чувству благодарности, по опытности в политике и обузданию своих чувств!..
— Добродетелей! В отношении всяческих добродетелей! Всяческих…
— Боги! Боги ослепили Панчалийца, лишив разума!
— Как Индра среди Благих, как Лучшенький среди брахманов, Варуна среди божественных братьев-Адитьев, как месяц среди звезд!.. среди звезд… среди…